Читать онлайн книгу "Ангел для кактуса"

Ангел для кактуса
Мария Евсеева


Жизнь восемнадцатилетней Лины легко описать двумя словами: работа, учеба. Свое свободное время девушка проводит за прилавком цветочного магазина. Она любит возиться с растениями, обожает суккуленты и семейное дело, однако есть одно маленькое «но» – Лину раздражают люди. Особенно те, которым все достается легко, из ничего, в то время как им с мамой приходится прогибаться под обстоятельства.

Но что, если в день переезда их цветочной лавочки под колесами «Рейндж-Ровера» одного самовлюбленного эгоцентрика окажется добрая половина растений? Останется ли Лина верна своим принципам или влюбится в парня без памяти?





Мария Евсеева

Ангел для кактуса



Оформление серии Ольги Жуковой



Copyright © Мария Евсеева, текст, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021


* * *


Лина: Когда я впервые увидела его, то подумала, что он один из тех самовлюбленных супчиков[1 - Супчик (здесь и далее) – ругательство. Значение: плохой человек. Пример текста: Ах ты супчик! Аналогичные конструкции: «Ну ты и крендель/перец/пельмень!»], баловней судьбы, которым все сходит с рук. Он показался мне слишком напыщенным, слишком амбициозным, слишком нахальным. Он постоянно смеялся надо мной! Что бы я ни сказала, что бы я ни сделала.

Алексей: Потому что она вела себя как маленькая засранка.

Лина: Что-о?

Алексей: (*улыбается)

Лина: Ты же говорил, что я забавная!

Алексей: Забавная. Таких забавных маленьких засранок я давно не встречал.

Лина: (*резко бьет Алексея кулаком в бедро)

Алексей: Да-да, именно так она и делала. И продолжает делать сейчас! Слишком типично для маленькой засранки.

Лина: А он… Он все время улыбается своей улыбочкой «не придраться». Думает, очарует меня, сведет с ума, лишит рассудка… Эгоцентричный супчик!

Алексей: Я просто смотрю на тебя и не могу налюбоваться.

Лина: Бла-бла-бла.

Алексей: Вы видите? Она провоцирует меня.

Лина: Что-о? Поче… Я не… ом… м-м-м…

(*целуются)




Глава 1


Иногда у меня возникает желание уехать куда подальше, не объясняя причин и не оставляя контактов для связи. Взять только самое необходимое: плеер, несколько книг, теплую одежду, средства гигиены – и исчезнуть. Для всех. Но я делаю глубокий вдох, открываю глаза, достаю из сумки ежедневник и за десять минут свободного времени пытаюсь перекроить график, распланированный на будущую неделю. Или на месяц?

О нет! Совсем забыла! Я же обещала подготовить материал про хавортии[2 - Хавортия – род миниатюрных и карликовых суккулентных травянистых растений.] и выложить сегодня пост. Придется и это перенести – мне сейчас точно не до «Инстаграма». Надеюсь, я никого не подведу? И вот это ужасное чувство «как бы никого не подвести» душит меня, и я испускаю мучительный стон.

Не отрывая взгляда от дороги, мама протягивает мне пакетик с леденцами. Она думает, химозная дынная конфетка переключит меня с волны негодования на волну позитива? Если бы все было так просто… Но я зачем-то беру упаковку, кручу-верчу-треплю, пытаясь ее вскрыть. Когда мама резко сворачивает влево, спеша перестроиться на крайнюю полосу, пакетик наконец-то поддается – и на меня обрушивается ливень из желтых стекляшек в прозрачных фантиках.

Мама с беспокойством косится на меня, и я закатываю глаза, предвидя, какие изречения Далай-ламы последуют за этим взглядом.

– Что? – оттягиваю ремень безопасности и лезу под сиденье, чтобы собрать леденцы. – Я-спо-кой-на!

На самом деле я злюсь. Не на маму, не на себя, а на весь мир и на ситуацию в целом. Хотя нет, стоп! В этой ситуации есть вполне конкретный виновник, и его имя – Альберт Эдуардович.

Кто этот человек? Как он выглядит? Неделю назад я даже не знала, как зовут нашего арендодателя, а теперь его имя скрипит на зубах, словно песок. Так не делается, о таком предупреждают заранее! Нельзя за пару дней найти подходящее место, а уж тем более собраться и переехать. Да, конечно, он в своем праве и все такое, но арендаторы тоже люди!

Я отворачиваюсь и смотрю в боковое окно – понятия не имею, куда мы едем. Мама сегодня уже дважды была в новом помещении, а я лишь в общих чертах представляю, где оно находится. Знаю, что витрины нашего магазинчика будут выходить на оживленную улицу, и это плюс. А то, что квадратных метров станет в два раза меньше, – естественно, минус.

Ну что ж, придется размещать стеллажи с учетом планировки, используя каждый драгоценный сантиметр.

Мы подъезжаем к мини-маркету на углу двух улиц и паркуемся у обочины, в неположенном месте.

– Нам туда. – Мама указывает на жилое здание с десятком разномастных салонов на первом этаже. Она то и дело оборачивается, надеясь наконец-то увидеть грузовую «газель», которая следовала строго за нами, но потом затерялась в потоке автомобилей.

Я подхватываю партию эхеверий и иду следом за мамой, а на заднем сиденье авто остаются три флорариума[3 - Флорариум, растительный террариум – декоративная закрытая емкость из стекла или каких-либо других прозрачных материалов, предназначенная для содержания и разведения растений.]. Я не смогла доверить их варварам в засаленных комбинезонах, несмотря на то, что каждый сосуд упаковала на совесть. В отличие от глиняных кашпо с малышками-суккулентами.

Мы спешим к входу – вторая дверь справа. Пока мама возится с ключами, я опускаю эхеверии на порожек и бегу за остальными растениями. На обратном пути сбавляю темп, чтобы ненароком не споткнуться и не разбить флорариум. И только остановившись на верхней ступеньке, немного расслабляюсь.

Последний рейс мы делаем вдвоем. Мама заметно нервничает – «газели» все так и нет, – а мой желудок противно скулит. Я не то что не обедала – даже не завтракала! Вывеска кафе через дорогу так и манит названием «Пицца-рай», но я, вновь обнявшись с суккулентами, захожу в пустое помещение.

Ничего так, свежо и уютненько. Стены светло-зеленые, удачного оттенка. Вот только если расположить стойку как раньше, для больших растений места не останется. Но я, кажется, видела нечто подобное в «Инстаграме», в профиле одной цветочной лавочки. Может, подсмотреть у них идею обстановки?

Лезу в сумку за телефоном, а достав его, вижу пропущенный вызов.

Что за день такой!

Мысленно считаю до двадцати, но это не помогает. Зажмуриваюсь и начинаю счет заново. А ближе к семнадцати открываю глаза, подхожу вплотную к витрине и, заметив суету под окнами – эти нерасторопные грузчики наконец-то приехали! – усаживаюсь на кусок картона, что лежит на подоконнике.

– Привет, Ник! Прости, совсем забыла, что сегодня суббота.

Еще после сдачи первой сессии мы придумали традицию: раз в неделю встречаться в «Шоколаднице» и болтать о том о сем. У заочников жизнь куда менее насыщена, они не имеют привычки сближаться. По крайней мере, так считают многие.

Ника атакует словесно-автоматной очередью:

– Ну нормально! Я ее жду, значит, а она забыла. Названиваю – не реагирует! Ты записывай, что ли, веди ежедневник, если за неделю все из головы успевает выветриться. Привет! – смеется она. – Ты куда пропала-то? Парень, что ли, появился?

– Ага, парень, – смотрю на грузчиков, которые стремятся захватить несколько коробок разом, и начинаю кипеть от злости. Мама максимально деликатна с этими криворукими – а те, только отвернись, в пять секунд угробят все растения. – Слушай, Ник! Я не смогу к тебе сегодня присоединиться, извини еще раз.

И пусть выпить кофе и слопать пирожное мне жутко хочется, я давлю в себе эти желания. Наши традиционные субботние посиделки придется отменить.

– Значит, угадала. Парень! – еще больше оживляется она.

– Да какой парень? – Выскакиваю на улицу, не в силах спокойно наблюдать за этим безобразием, и саркастично цежу сквозь зубы: – Крас-са-авчики!

Видимо, получается громко и отчетливо, потому что Ника спрашивает:

– У тебя их несколько?

– Двое. И они преклонного возраста.

Одногруппница вновь смеется.

– Тяжелый случай!

– Ник, слушай, мне реально некогда. Мы тут переезжаем. В смысле, не мы, а наш магазин.

– И как теперь вас найти?

Оборачиваюсь, чтобы разглядеть табличку на здании.

– Московская, восемнадцать. Мы пока без вывески.

– Я как-нибудь заскочу. Любопытно.

– Хорошо, увидимся!

Завершаю вызов и подхожу к маме. Возле нее уже образовалась целая гора: витрины и стеллажи, разобранные на отдельные полки; металлические стойки и подвески, завернутые в полиэтиленовые пакеты; десять ящиков с растениями, каждое из которых было хорошо упаковано еще с утра, когда казалось, что времени еще вагон, и несметное количество мелких коробок. В них мы, буквально в последние полчаса перед приездом службы грузоперевозок, судорожно раскладывали оставшиеся кактусы, седумы, хавортии, милашки-каланхоэ, фиалки, пустые кашпо и всякую мелочь и не могли не переживать за самочувствие каждого при транспортировке.

А сейчас эти два недочеловека практически швыряют малюток на асфальт!

– Ма-ам! – вырывается из меня, когда одно бездушное тело собирается сделать пирамиду из коробок с суккулентами.

Мама тоже тревожится. Но это не мешает ей вежливо апеллировать словами:

– Молодой человек, занесите, пожалуйста, только мебель и упакованные ящики, а с открытыми коробками и отдельными растениями мы разберемся сами.

Я выхватываю из чужих медвежьих лап кадку с каучуконосным фикусом и, сдерживая себя, чтобы не выругаться в голос, направляюсь к дверям магазина.

Спасибо, Альберт Эдуардович! Было так любезно с вашей стороны помочь женщине в ее и без того катящемся под гору мелком бизнесе!

Грузчики с ухмылкой таращатся на меня, когда я берусь за объемную коробку с кактусятами. Она не тяжелая, но громоздкая, и я выглядываю из-за нее, чтобы не оступиться. Иду неторопливо, вымеряя каждый шаг, а когда оказываюсь внутри помещения, нестерпимо хочется показать наблюдателям неприличный жест. Но я ставлю коробку у стены и принимаюсь осматривать своих «малышей», делая вид, что на гоблинов из «газели» мне наплевать. Хотя внутри меня бушует тайфун.

Вообще-то я безумно люблю то, чем мы с мамой занимаемся, и готова часами нянчиться с растениями. Но сейчас, помимо негодования и голода, я испытываю усталость. Поэтому могу думать лишь о горячей пенной ванне, в которой я буду лежать уже сытая и в меру довольная.

– Все, уехали! – докладывает мама и оглядывается по сторонам. – Надо бы сдвинуть это к стене, чтобы не мешалось на проходе.

Я, кстати, тоже об этом подумала, когда входила. Поэтому без лишних слов отправляю кактусы на окно и присоединяюсь к маме.

Мы корячимся с мебелью минут пять-семь, не больше. Со стороны, наверное, кажется, будто две сумасшедшие феминистки стремятся доказать всему миру, что способны свернуть горы и без мужского участия. Но на самом деле ни я, ни мама не являемся приверженцами этой идеологии, просто…

Снаружи раздается странный звук, который заставляет вздрогнуть всем телом.

Я первая выбегаю на улицу. О, нет! Не-е-ет!

Две коробки с сенполиями опрокинуты, что-то похожее на третью – виднеется под колесами. Кругом глиняные черепки, размазанный грунт и… вдавленные в асфальт пахифитумы.

Падаю на колени и, будто не веря своим глазам, заглядываю под машину. У меня невольно вырывается протяжный стон. Хватаюсь за уцелевшие фиалки, подгребаю их к себе, осматриваю со всех сторон. От осознания увиденного мне хочется разрыдаться. И тогда я резко вскакиваю, собираясь садануть по этой вылизанной черной убийце с надписью RANGE ROVER на багажнике хоть чем-нибудь: ногой, рукой, кирпичом – мне сейчас все равно. Но из машины, к моему счастью, выходит ее хозяин, и я без малейшей заминки обрушиваю весь гнев на него:

– Ты совсем слепой, что ли? – кидаюсь ему навстречу. Любезничать, как мама, не собираюсь.

Кстати, мама уже стоит у меня за спиной. Чувствую ее руку у себя на плече и задыхаюсь от возмущения: ну как она даже сейчас может оставаться такой спокойной?!

Кажется, парню нет никакого дела до нас. Он осматривает свою поганую тачку; заметив что-то – может, царапину, – вскидывает руки и запускает пальцы в небрежно уложенные волосы.

– Ч-черт! – срывается с его губ.

Наши взгляды встречаются. И я еще больше злюсь, потому что он вдруг премило улыбается.

– Простите, ради бога! Я не хотел!

Что-о? Простите? Не хотел?

Мама спешит уладить ситуацию, но я не даю ей вставить и слова.

– Если есть бог на этом свете, есть и дьявол! – задыхаюсь, меня просто разрывает от возмущения. – И этот дьявол, кто бы мог подумать, ездит с выданными в преисподней правами! И номерами тоже!

Вместо того чтобы как-то оправдаться или ответить на мой выпад, этот папенькин сынок снова улыбается. Вот так запросто: смотрит на меня и улыбается.

Как же бесит!




Глава 2


– Дай мне хотя бы шанс проявить себя!

– У тебя будет шанс. И не один.

– Но когда?!

– Не сейчас.

– Слушай, ты говоришь мне это каждый раз…

Тут отец перебивает меня:

– Хватит!

Он садится в свою машину, демонстрируя полное отсутствие интереса к данному вопросу, да и ко мне в целом. Но прежде чем уехать, все-таки опускает стекло.

– Алексей, скажи, чего тебе не хватает?

– Ты даже не взглянул на мой проект!

– Алексей, зачем тебе все это нужно? Гуляй, пока молодой, получай от жизни удовольствие. Успеешь!

Да что за черт!

– Я получаю удовольствие. Именно от этого! К тому же дело перспективное!

– Не смеши меня.

– Смешон сейчас ты!

– И не держи за идиота, я это ненавижу.

– Мне кажется, за идиота здесь держат меня!

– Тебе лишь кажется.

Его «Майбах» почти бесшумно трогается с места, а я продолжаю выкрикивать вслед:

– Запомни это: я – не ты! И тебе не понять моих удовольствий!

Приваливаюсь к капоту своей машины и несколько минут стою неподвижно, соображая, что делать дальше. Собрался же с ним поговорить на равных: показать, объяснить, убедить, доказать! Но он опять за свое. Сколь-ко-мож-но?!

Сажусь за руль – сейчас только он способен меня понять и спасти. Путь. Мне нужен длинный и долгий путь, и без разницы, куда ехать.

В салоне душно. Я включаю кондиционер, надеваю солнечные очки и вдруг вспоминаю про Шушу. Точно!

– Оль, привет! Как отдыхается? …Да вот, чувствую себя дураком, что отказался от такого приглашения… Ждете? Меня? А-ха-ха. Говоришь, все еще в силе? – осматриваюсь, решая, как лучше выехать отсюда, чтобы не задеть тачку какого-то умника, брошенную посреди дороги. Смотрю в зеркало заднего вида, но ловлю там свое отражение. Ухмыляюсь. – Уже еду!

И сдаю назад.

Вот черт!

Что-то глухо бьется о задний бампер, а потом недовольно хрустит под левым колесом…

Опускаю голову на руль – в виски впиваются дужки очков. Снимаю их и откидываю на пассажирское сиденье. Надеюсь, ничего серьезного: ни кошки, ни собаки, ни… Пф-ф! Даже думать о таком не хочется!

Растираю ладонями лицо и выхожу из машины.

– Ты совсем слепой, что ли? – доносится со стороны.

Но я спешу убедиться, что никто не пострадал. Обхожу машину, заглядываю под колеса, а там какие-то коробки. Кажется, никто… если не брать в расчет салат, который я размазал по асфальту.

А потом замечаю царапину на бампере.

– Ч-черт!

Оцениваю то, что лежит рядом, и понимаю – все это ассорти для цветочного магазина, а девушки, которые сейчас прожигают меня взглядами, по всей видимости, головой отвечают за сохранность своих подопечных.

– Простите, ради бога! Я не хотел! – стараюсь улыбнуться, как бы глупо это ни выглядело. Ведь все не так страшно и легко поправимо.

Но одна из девушек настроена решительно: она не собирается прощать меня ни за какие коврижки.

– Если есть бог на этом свете, есть и дьявол! И этот дьявол, кто бы мог подумать, ездит с выданными в преисподней правами! И номерами тоже!

Ухмыляюсь невольно. А она забавная!

– Ты издеваешься? Тебе весело? Ты не только слепой, но еще и тупой!

Девушка кидается на меня с кулаками, но вторая успевает схватить ее за локоть.

Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Поэтому отворачиваюсь и улыбаюсь встречным прохожим.

– Ты посмотри, ему еще и смешно!

– Я искренне прошу у вас прощения и готов возместить все убытки, – обращаюсь ко второй девушке, которая способна более адекватно оценить ситуацию, и достаю из кармана айфон. – Вы только скажите, сколько я вам должен, и я сейчас же переведу необходимую сумму.

А сам искоса поглядываю на фурию, готовую в любой момент разорвать меня на кусочки.

Она реально смешная. Девчонка еще совсем, даже бровки домиком. Вся такая светлая от природы, но в душе, похоже, бунтарка.

Спохватываюсь запоздало:

– Слушайте, давайте я для начала помогу вам это все занести, а то… как вы сами-то?

– Да уж как-нибудь!

Стараясь не реагировать на гневные выпады, продолжаю:

– А потом мы решим финансовую часть проблемы.

Отправляю айфон обратно, наклоняюсь и как можно аккуратнее берусь за одну из уцелевших коробок.

– Куда прикажете доставить?

– Туда, – указывает на витрины неподалеку вторая девушка.

– О’кей.

Слышу, как они за моей спиной переговариваются, и из реплик понимаю, что это мама с дочкой.

Заношу ценный груз в полупустое помещение (похоже, это их магазинчик, и он еще даже не открылся) и возвращаюсь обратно. По пути замечаю, как маленькая злючка укладывает в коробку покалеченные растения, бережно смахивая с них землю.

– Простите меня еще раз! – не сдерживаю очередного порыва извиниться. – Дело в том, что кто-то бросил свою «Киа» посреди дороги. У меня не было выхода, кроме как сдать назад. Ваши коробки стояли слишком близко к моей машине, и их нельзя было увидеть в зеркало. Мне очень жаль! Правда, жаль! И я ни в коем случае себя не оправдываю.

«Мама» смотрит в сторону «Киа» и рассеянно произносит:

– С кем не бывает.

Присаживаюсь на корточки рядом с ними, спеша помочь. Тянусь за кактусом, который лежит на черепках своего домика, в миллиметре от колеса, кладу его на ладонь и пытаюсь пошутить:

– Парень, ты не представляешь, как тебе повезло!

– Да уж, повезло! – язвительно хмыкает девушка.

Ясно вижу, что действую ей на нервы, поэтому отправляю чудом выживший кактус к его сотоварищам, беру в руки надорванную коробку и прижимаю к животу как можно плотнее, чтобы еще и целую компанию зеленых колючих прыщиков ненароком не растереть об асфальт.

«Мама» догоняет меня у входа.

– Извините, как вас по имени?

Останавливаюсь.

– Алексей.

– Алексей, – голос ее дрожит, она отчего-то волнуется, но говорит мягко, без спешки, – это вы должны простить меня за безалаберность. Та «Киа», – она оборачивается и кивает в сторону красного авто, – моя. Когда мы подъехали, места на парковке были заняты, и я решила временно приткнуться сбоку. Собиралась отогнать машину во дворы, как только выпадет свободная минутка, а потом забыла. Да и не было ее, минутки этой. И вот… Сама виновата.

От ее признания мне становится жутко неудобно.

– Мне тоже надо было быть более внимательным, – пожимаю плечами и пропускаю ее вперед, внутрь помещения.

Она указывает, чтобы я поставил коробку к противоположной стене, и вдруг обеспокоенно спрашивает:

– Вы, наверное, спешите?

Вспоминаю про Шушу, едва заметно ухмыляюсь. Кажется, я уже никуда не тороплюсь.

– Совсем нет.

– Тогда помогите нам с оставшимися коробками, и мы квиты.

– Ничего себе, квиты! – слышу знакомое негодование совсем рядом. – Мам, ты серьезно?

Девушка не смотрит в мою сторону, все ее внимание обращено на мать, и я могу поулыбаться вволю. Даже не знаю, что толкает меня на это: вероятно, она провоцирует своим поведением. А может, ее по-детски вздернутый носик вызывает умиление.

– Посмотри на него! Ему снова смешно!

Ловлю ее взгляд и замечаю, что глаза у нее тоже светлые. То ли серые, то ли серо-голубые.

– Лина, я сама виновата. Во-первых, надо было парковаться по правилам, во-вторых, не ставить коробки так близко к чужим машинам.

– Мама!

– Не переживайте, – встреваю я в их диалог. – Я все оплачу.

Лезу в бумажник в надежде найти там пару солидных купюр: заморачиваться с банковскими переводами «мама», по всей видимости, не желает.

– Этого хватит?

– Вы в своем уме? Я не возьму деньги! – проявляет характер женщина и хмурит брови так же смешно, как ее дочь.

Мы выходим на улицу за оставшимися растениями.

– Простите, как к вам можно обращаться?

– Лариса, – сдержанно сообщает «мама». Отмечаю, что она похожа на двоюродную сестру моего отца, тоже Ларису: такая же стройная и ухоженная женщина.

Мотаю головой и на ходу протягиваю ей деньги.

– Лариса, вы еще даже не открылись, а уже…

– Мы давно работаем. Переезд, – перебив меня, сообщает она довольно равнодушно, как будто заранее внесла графу «убытки» в распланированный бюджет.

– Тем более! Что там у вас было? Кактусы, фикусы, крокусы, синеглазки…

– Сенполии! – шипит злючка. Совсем не понимает моего юмора.

Под ее пристальным ревностным взглядом я беру узкую длинную коробку, кладу туда деньги, стараясь не навредить ни одному растению, и с нарочито серьезным лицом отправляюсь обратно.

– Лина! – вскользь одергивает «мама» и спешит следом за мной. – Вижу, вы не привыкли сдаваться?

Я останавливаюсь. Кивком отвечаю на ее доброжелательную улыбку, а сам провожаю взглядом маленькую фурию, которая обгоняет нас, решив не терять времени даром и лишний раз показать свою непоколебимость и независимость. Не верится, что в таком хрупком теле может скрываться разрушительная стихия!

– Хорошо, давайте так: я напишу вам названия растений, которые по стечению обстоятельств оказались у вас под колесами, а вы закупите все по списку.

Женщина делает шаг вперед, увлекая меня за собой. И указывает на недра коробки:

– А так делать не надо.

Снова киваю, но быстро спохватываюсь:

– О, а если мне каких-нибудь чахликов подсунут и я вас снова подведу? Давайте я лучше перекину на ваш счет нормальную сумму, с запасом, и вы сами все закажете у проверенных поставщиков.

Пропускаю ее внутрь магазинчика. Она проходит, ставит плошку с зеленеющим кустом на стойку и отвечает с нажимом:

– Нет, я тоже категорична. Сказала, что денег с вас не возьму, – значит, не возьму!

Так вот откуда у злючки такой характер!

Смеюсь, не в силах противиться сам себе, и «мама» одаривает меня искренней улыбкой.

– Тогда вот как мы поступим. Помимо списка, у вас будут координаты оптовых баз, питомников и других наших поставщиков… – Она отвлекается, что-то ищет за стойкой, а потом достает увесистую папку и окликает дочь: – Лина! Все подробно распишешь и дашь явки-пароли Алексею.

– Почему мы не можем просто взять с него деньги? Хотя бы за моральный ущерб! – недовольно отзывается девушка, продолжая расставлять на полках причудливые толстокожие кактусы.

– Это даже не обсуждается.

– Может, так и впрямь было бы удобнее? – киваю в сторону злючки, обращаясь к Ларисе.

– У нас и так два дня выпало из графика, – в ее голосе звучит мужская твердость, – мотаться по базам я сейчас не намерена.

– А, все. Понял. Нет вопросов. Раз вам так проще, то я все сделаю.

Отхожу немного в сторону, ожидая, когда моя новоиспеченная помощница будет готова уделить мне внимание.

Она будто спиной чувствует мой неприкрытый взгляд и, обернувшись, испепеляет меня ненавистью.

– Что? Так и будешь над душой стоять?

– Да, Алексей, вы пока можете ехать по своим делам. Расстановка растений займет некоторое время, а это сейчас в приоритете. Давайте я вам позвоню, и мы договоримся об удобном для вас и для нас времени. Оставьте свой номер телефона, пожалуйста.

Лариса протягивает ручку и листок бумаги.

– И паспорт тоже! – вставляет свои пять копеек «дочка».

– Лина! – в который раз одергивает ее тактичная мама.

– Что «Лина»? Он сейчас уедет, а ты, наивная, будешь искать его по несуществующему номеру!

Пишу цифры, а они прыгают туда-сюда – еле сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться в голос. А когда возвращаю обратно канцелярию, лезу во внутренний карман пиджака за документами.

– Пожалуйста! – подаю девушке паспорт.

– Это у нее шутки такие дурацкие, – спешит оправдаться Лариса.

– Нет-нет, пусть будет! – стараюсь не смотреть на фурию, чтобы не спровоцировать новую волну негодования. – Для спокойствия.




Глава 3


Сколько можно сидеть в тачке просто так? Он там уснул или его заклинило?

Я ставлю кактусы один к другому на последнюю свободную полку – на третью, которая, если подойти с улицы, располагается в витрине на уровне глаз, – и время от времени бросаю взгляд в сторону черного «Рендж Ровера». Мне не интересно, что происходит внутри, – меня в принципе напрягает его присутствие.

Наконец он уезжает. И тогда я отодвигаю коробку с суккулентами, разуваюсь, забираюсь с ногами на подоконник и усаживаюсь в «позу лотоса». Таким поведением я провоцирую маму, потому что мне не нравится ее затянувшееся молчание – а оно продолжается ровно с того момента, как мама отогнала свою машину во двор и вернулась обратно в магазин.

Я кладу расслабленные руки на колени и нарочито сосредоточенно втягиваю носом воздух.

Это срабатывает.

– Не выгибай поясницу. Держи спину прямой, – морщится мама.

– Почему я должна так делать?

– Потому что так правильно.

– Правильно было бы взять с него деньги!

– Лина, – теперь мама не смотрит на меня, она собирает высокую каркасную стойку для больших кашпо, – у Алексея есть машина и желание помочь. Он сам привезет недостающие растения, в то время как я буду спокойно заниматься магазином.

Я понимаю, что мама права, но не могу так просто сдаться.

– А если он опять что-нибудь испортит?

– Что значит «опять»? Ты предвзято к нему относишься.

То есть он своей самодовольной ухмылочкой уже успел очаровать маму?

Я снова жадно втягиваю носом воздух.

– По его милости мы лишились лучших сортов пахифитумов, а ты так спокойно об этом говоришь! А вдруг…

– Надеюсь, «а вдруг» не случится, потому что ты все проконтролируешь, – режет мои доводы мама.

– Кто? Я?

Спрыгиваю с подоконника, обеими носками точно попадаю в кеды и, стоптав задники, спешу в противоположный конец магазина, чтобы заглянуть в глаза несправедливой карательнице. Но мама таковой себя не чувствует – даже в лице не меняется, когда я, стоя в шаге от нее, выражаю несогласие всем своим видом.

– Можешь считать Алексея всего лишь помощником на колесах, если тебя такой вариант больше устраивает, – ровным тоном сообщает она. – Хочешь взять под контроль закупку – пожалуйста!

Кажется, мама не понимает, что меня переполняют отнюдь не положительные эмоции.

– Но…

– Но я не стану возражать, если ты доверишь эту миссию Алексею.

Что-о-о?

– Ну уж нет! – фыркаю я.

Этому супчику даже клочок бумажки доверить страшно! Кошусь на начерканные им кривоватые цифры, что изуродовали белое поле, и, пытаясь справиться с негодованием, возвращаюсь к полке с растениями.

Передвигаю туда-сюда крошечные кашпо и никак не могу отделаться от навязчивой мысли: как-то слишком легко он расстался со своим паспортом. Сбегать от ответственности, вероятно, не собирается. Да и вообще… что ему стоит спустить пару десятков тысяч и свой и без того бестолковый день на новое экзотическое развлечение? Вряд ли он когда-либо имел дело с кактусами. Новые впечатления, смеха ради, позерство – дополнительный повод самоутвердиться.

Почему одним все достается с легкой руки, из ничего, а другие, даже занимаясь непосильным трудом всю жизнь, топчутся на месте?

Когда эхиноцериусы и астрофитумы заполняют собой все отведенное им пространство, я выхожу из магазина на улицу, чтобы оценить общий вид витрины со стороны. Из раскрытых дверей «Пицца-рая», помимо музыки, доносится умопомрачительный запах свежемолотых кофейных зерен, и я не могу сосредоточиться на работе. Желудок предательски скулит, поэтому я возвращаюсь внутрь с четким пониманием, что мне срочно необходимо перекусить. А лучше плотно поужинать. Или пообедать? Хотя правильнее будет сказать «позавтракать», несмотря на пять часов пополудни. Но прежде чем взять деньги да рвануть за кофе и пиццей для себя, а заодно и для мамы, я пытаюсь втиснуть в компанию цветущих кактусов еще парочку маммилярий. А потом вспоминаю про счастливчика, чудом не погибшего под колесами машины-убийцы. Беру его в руки, еще раз тщательно осматриваю и вскоре убеждаюсь, что с «парнем» действительно все в полном порядке.

Странно, я всегда считала опунции «девочками», а он, оказывается, «парень». Улыбаюсь и помещаю его строго по центру. А потом делаю пару шагов назад.

– Ну как? – обращаюсь к маме, продолжая сиять, будто сделала нечто невообразимое.

Мама скептически щурится, но через пару мгновений ее напускное недоверие бесследно растворяется.

– По-моему, чудесно, – улыбается она.

– Тогда закрепим результат перекусом?

– Неплохая идея.

Я беру деньги и с предвкушением безграничного счастья выпархиваю на улицу.

И вот передо мной пицца и заветный стаканчик с латте. Его пенная шапочка щекочет нос, и я блаженно улыбаюсь. Не спеша пережевываю свой кусок, наслаждаясь сливочным вкусом сыра и приятной теплотой внутри себя, и в конце концов торжественно произношу:

– Никогда ничего вкуснее не пробовала!

Конечно, я лукавлю. Но сейчас мне так хорошо, что даже сидя на полу среди коробок, а не в подушках на мягком диване, я не ощущаю никакого дискомфорта. И внутреннее напряжение куда-то подевалось. Его больше нет. Но я прекрасно помню, что оно было.

Тянусь к папке с накладными, в которых указаны наши поставщики, и как бы случайно задеваю оставленный «для спокойствия» паспорт. Мне любопытно взглянуть на развороты, особенно на личную информацию, но прикоснуться к нему без веской причины не могу – мама тут же заподозрит неладное. Поэтому я хватаюсь за перепутанные провода, выискиваю среди них нужные, собираясь подключить принтер, и только после того, как незаменимый офисный помощник подает голос, с напускной брезгливостью поднимаю с пола вожделенный документ в строгой обложке. На ней ничего лишнего, кроме маленькой эмблемы кожевенной мастерской.

Мама смотрит с удивлением, и мне приходится объяснять:

– На всякий случай сделаем ксерокопию.

– Зачем это?

– Ну мало ли…

Мама хмыкает:

– Если ты закончила с витриной и не знаешь, чем заняться дальше, предлагаю вернуться к вопросу недостающего ассортимента.

Но я ее будто не слышу. Открываю чужой паспорт и глупо пялюсь на цветную фотографию, раздражаясь, что этот фрукт даже на стандартной карточке три на четыре умудрился получиться естественным – таким, каков он есть на самом деле. Все с той же коронной улыбочкой, со смеющимися глазами. И волосы уложены небрежно, как и сегодня. Он прошлым летом поменял паспорт – везет! А мне еще два года до смены неудачной фотографии, на которой я не тяну даже на четырнадцать – третий класс, вторая четверть. Я вообще всегда так получаюсь.

– Нет, нет, – бормочу я.

А сама изучаю его портрет досконально. Хотя что там можно изучать? Глаза как глаза – серые вроде. Нос как нос. Брови как брови – тоже, кстати, смеются. Стрижка в стиле Крида – признак нарциссизма. И легкая небритость все из той же оперы. Ненавижу! Потому что, дьявол его подери, ему все это идет!

Мама посматривает на меня из-за стойки; я перехватываю ее взгляд и спешу отправить паспорт в сканер. Нажимаю кнопку «пуск». Легкий гул заглушает очередной вопрос в мою сторону.

– Я тебя не слышу! Сейчас, минутку!

Но минутка оказывается слишком короткой.

– За сенполиями лучше ехать сюда, – мама достает из файла прайсы одной крупной оранжереи, – на месте определишься с количеством и позициями. А на пахифитумы и эхеверии можно оформить заявку прямо сейчас, на сайте. Советую не терять времени.

Она видит, что я веду себя глупо, но не собирается мне подыгрывать. Мама серьезна как никогда.

Я сдаюсь и измученно вздыхаю.

– Может, все-таки завтра?

Как представлю, что снова буду скована напряжением. Все эти взгляды свысока, усмешки…

– Ты устала?

– Есть немного, – я почти не вру.

Мама откладывает в сторону бумаги.

– Хочешь, я отвезу тебя домой?

В ее лице читается легкое чувство вины. Вероятно, она считает, что чрезмерно нагружает меня делами магазина. Но это не так!

– Нет, нет, что ты! Я только пять минуточек побездельничаю и сразу же возьмусь за онлайн-заказы, – подхожу к ней ближе и накрываю ее ладонь своей. – Нам еще нужно разобраться со вторым стеллажом. Так что… – я намеренно делаю паузу и активно жестикулирую, как бы вспоминая имя своего «помощника», хотя на самом деле прекрасно его помню, – э-э-эм… Алексею? Да, Алексею… Ему позвоним завтра.

– Хорошо, – соглашается мама. – Кстати, наверное, надо бы сделать объявление с обозначением новых координат магазина. Оповестишь своих подписчиков?

– Наших подписчиков, – веду бровью я.

– Ну да. Наших, – мягко улыбается она.

Мама не верит в интернет-продвижение магазина. А если точнее – она не верит именно в «Инстаграм». Думает, что аудитория этой соцсети не заинтересована в покупках, а заточена лишь на просмотр мелькающих изображений. Некие эстеты, привыкшие восторгаться, вдохновляться красивой картинкой и только. Но я-то знаю, что многие люди с помощью «Инстаграма» сделали настоящий бизнес и теперь тот приносит им реальный доход. А мы с мамой даже на оффлайн-продажах едва сводим концы с концами.

Я открываю профиль нашей цветочной лавочки и, выбрав подходящее фото из галереи уже готовых снимков, сделанных на прошлой неделе, собираюсь написать небольшую заметку о переезде. Но вдруг спохватываюсь и решаю выложить в сторис свеженькие фотографии с экспозицией в новой витрине.

Выбираю подходящий ракурс и делаю несколько кадров общего вида.

Хм, чего-то не хватает…

Подхожу ближе, беру крупным планом счастливчика-парня из рода опунций.

Похоже, он мне позирует – снимок выходит великолепным!

Я прикрепляю стикер и подписываю важную информацию, а потом отправляю это же фото в ленту, сопроводив его более подробным рассказом о нашем переезде.

Под сердечком в профиле уже горит красная точка – оповещение о свежих лайках и комментариях, и я воодушевленно спешу все это просмотреть. Подписчиков у нас немного, около тысячи, и я не надеюсь на сиюминутную реакцию живой аудитории, но радуюсь каждому отклику посетителей нашей странички.

Лайков совсем мало: некоторые из них, оказывается, были оставлены с утра, к старым фотографиям. Зато есть несколько комментариев. Я еще не вижу их содержание – немного волнуюсь от одного только осознания, что их больше трех… пяти… восьми… Десяти? Меня начинает потряхивать.

Стараюсь вникнуть в текст, но буквы плывут, строчки прыгают, а сердце гулко стучит прямо в виски. В который раз пробегаю глазами по оставленным комментариям и пытаюсь понять, в чем дело: в каждом предложении читается раздражение, недовольство, презрение.

Кажется, мы получили с десяток гневных отзывов разом.




Глава 4


Какое-то время я продолжаю сидеть в машине. Стоит ли теперь ехать на дачу к Шуше или можно сослаться на непредвиденные обстоятельства? С одной стороны, я давно остыл, и релакс загородного шоссе мне уже не требуется. С другой стороны… почему бы и нет?

Я снимаю пиджак и отправляю его на заднее сиденье, чтобы не мешался. Надеваю очки, включаю радио и под звуки ненавязчивой музыки аккуратно выезжаю с парковки, посматривая в боковое зеркало на красную «Киа», неловко примостившуюся у бордюра в ближайшем дворе. А потом перевожу взгляд на витрину магазина без вывески и снова невольно улыбаюсь.

Миновав Кольцо, я сворачиваю в сторону Окружной дороги, и тогда откидываюсь на подголовник, опускаю стекло. В салон врывается поток майского воздуха, еще сырого и не до конца прогретого, но бесконечно свежего, почти летнего.

Никогда не задумывался: это погода делает настроение или настроение погоду?

На подъездной площадке теснятся три машины. Наверняка еще одна-две укрылись от зноя вместе с хозяйкиным «жуком» в гараже. Я съезжаю с обочины на газон, останавливаюсь у забора и настойчиво сигналю.

До меня доносятся чужие голоса и чей-то приторный смех. Затем у калитки появляется Фил, а следом и сама Шуша в сопровождении незнакомых девушек.

– Лешик, мы тебя заждались! – улыбается она, и ее подружки синхронно поддакивают.

– Олька врет, – Фил виснет на моей машине и нагло заглядывает в салон, – нам и без тебя было чем заняться.

– Я не сомневался, – вполне дружелюбно усмехаюсь.

Выхожу, не забыв захватить с собой пакет – презент для Шуши. Хоть и знаю, что ее ничем не удивить, но как-то неудобно заваливаться с пустыми руками. А сам стараюсь не обращать внимания на Фила: тот наверняка скалится у меня за спиной, разглядев свежую царапину на бампере, и теперь спешит поделиться своим открытием. Точнее, ткнуть меня носом, как щенка.

– Ай, ай! Кажется, кто-то забыл об осторожности, – делано сокрушается Фил, и его черные кудри нервно подпрыгивают.

Так и ждет, когда я проколюсь. А еще лучше, если сразу упаду в грязь лицом.

– Ты за меня переживаешь? – хохотнув, я обхожу его стороной. Мне абсолютно неинтересно, что он пытается из себя строить. Никак не перебесится из-за Шуши – думает, я на нее все еще претендую.

– Ох, пардон! Забыл, что для тебя это хлеб, – продолжает зудеть Фил, вышагивая рядом. – Слушай, Леха! Может, ты и моей девочке поможешь: поменяешь в «бехе» фильтр, а?

– Боюсь, твоему отцу это будет не по карману, – говорю без злобы и, смеясь, вручаю пакет Шуше.

Фил затыкается. Или просто я переключаюсь на другое. Замечаю в беседке знакомые лица, которым, в отличие от некоторых, искренне рад.

– Какими судьбами, Стас?! – выкрикиваю на ходу. Сто лет не видел этого чертяку! Мы с ним в одном лицее учились, а теперь видимся только на вечеринках.

А потом обращаю внимание на движуху возле бассейна. Там вроде уже кто-то купается.

– Леша, привет!

– Привет, Леш!

– О-о-о! Лекс причалил!

Приветствую всех и хочу заговорить с Катей, но Шуша перетягивает внимание на себя.

– Лешик, – она подходит слишком близко и заглядывает мне в глаза, – а черешня где?

Тонкая бретелька ее бирюзового сарафана скользит по плечу, и я спешу вернуть ее на место.

– Е-е! Черешня приехала! – орет кто-то, вынырнув из воды.

– Ты не привез? – Шуша обиженно дует губы, отчего еще больше напоминает фарфоровую куклу.

– Нет, – улыбаюсь своим фантазиям.

– Я же тебе написала. Про черешню. Попросила привезти. Ты не прочитал? – Она оборачивается к публике, ища поддержки у подружек, и ее идеально гладкие каштановые волосы бликуют на солнце, слепя мне глаза.

Отступаю чуть в сторону.

– Не видел.

– Вот вечно ты так!

– Да как «так»-то? – смеюсь. – Мне не трудно, могу сейчас привезти, если вам так приспичило.

– Приспичило! – довольно щурится Шуша. Должно быть, рада, что я подчиняюсь ее капризам. А мне прокатиться туда-обратно только на руку – делать здесь особенно-то и нечего.

Она касается моего запястья, и я в который раз ловлю себя на мысли, что ее прикосновения меня вообще не трогают.

Возвращаюсь к машине, сажусь за руль и ухмыляюсь по-доброму. Черешни, видите ли, захотелось.

– Леш, и шампусика тогда захвати! – в окошко заглядывает Катя. – Все как обычно, ты знаешь. А то это, – она небрежно помахивает бокалом, – слишком сладкое.

– О’кей. Будет сделано, шеф!

С Катей мы учимся на одном курсе финфакультета и видимся почти каждый день. Треплемся без цензуры о всякой ерунде и часто прикрываем друг друга, если возникает какая-либо щекотливая ситуация. За три года я ни разу в ней не разочаровался, а только убедился, что она классная девчонка. Нет, в смысле… каких-то определенных чувств я к ней не испытываю, но и не могу сказать, что она совсем не в моем вкусе. Катя вполне обыкновенная: круглолицая, улыбчивая, с крохотной родинкой под нижней губой. Ну, пухленькая, может. Совсем немного. Но не рыхлая – подтянутая, и ноги от ушей. Только разве это на что-то влияет? К тому же я воспринимаю ее как друга. Катя – прекрасный человек! Она не строит из себя черт знает что, не умничает, ничем не кичится, а еще своими руками делает такие крутые штуки из керамики, которые заслуживают отдельной похвалы. И из игристых вин предпочитает «Асти», а не то, чем остальные будут давиться ради «статуса».

Я реально планирую ехать в город за черешней: набираю приличную скорость, наваливаю громкость, расслабляюсь… Но вдруг у обочины замечаю мужичка с редиской и со свистом торможу возле него.

Ну что ж, будет ей черешня! Сама напросилась!

Давлюсь от смеха и покупаю целое ведро.

А теперь можно в город, за «Асти».

К моему возвращению на даче становится жарче: новые лица, клубная музыка, переполненный бассейн, на бортиках которого весьма раскованно танцуют отдельные личности, барбекю недалеко от беседки. Ищу глазами Катю и иду к ней, потому что бутылочка розового не должна попасть в руки к кому-нибудь другому. Тем более Шуши на горизонте не видно, да и ведро с редисом я пока оставил в багажнике.

Но Шуша рядом, она в бассейне. Заметив меня, выходит. Точнее… грациозно выплывает, а потом дефилирует на цыпочках по каменной дорожке, демонстрируя свое загорелое тело. Она умеет выгодно подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки, знает, на что ведутся парни, и умело этим пользуется. При таких обстоятельствах даже у меня мозг отключается, и я нагло пялюсь в вырез ее купальника.

– Ну? – Шуша нарочно растягивает время. Берет со столика бокал, делает глоток. – Привез?

Она улыбается. Снова довольна собой – видит, что и меня сумела поймать на крючок. Но это было лишь сиюминутное помутнение.

– Конечно, – смотрю ей прямо в глаза и веду бровью. – М-момент!

И пока несу «черешню» к ногам богини карнавала, пытаюсь вообразить, какой получится развязочка. Шуша такая примитивная в своих эмоциях. Ну что она мне сделает, во второй раз за черешней пошлет? Так я уеду и уже точно не вернусь. Посмеется и оценит юмор? Нет, это из области фантастики. Зато народ повеселится, а то тухло у них как-то.

Ведро в пакете, так что содержимого не видно. Произвожу стопроцентный эффект, когда ставлю его на бортик бассейна.

– Вау! – тянет кто-то. Но я делаю вид, что не слышу.

Шуша тоже успевает одарить меня своим сногсшибательным взглядом, над которым она неустанно работает день за днем. Но я стоически держусь, не падаю даже после воздушного поцелуя. Все более чем феерично. Прямо так, как они любят. А потом ба-бах! Очаровательный нежданчик.

– Леша! Ты дурак? – визжит Шуша, как будто в ведре не редиска, а тысяча сколопендр.

И я делаю невинное лицо. Что? Что тебе опять не нравится?

Она кривится и морщится, в то время как всех, кто уже успел разглядеть содержимое пакета, накрывает волна веселья. Стас ржет, девчонки тоже похихикивают, Макс, вынырнув из воды и усевшись на бортик рядом с ведром, уже хрустит редисом, без загонов оценивая его качества.

Но Шуша продолжает верещать в своей манере:

– Ты совсем?! Совсем, что ли, во фруктах не разбираешься? Леша, блин, я же просила тебя привезти редиску!

– Что? – хохотнув, продолжаю следить за ее реакцией.

– Ой, тьфу ты! Черешню!

Но ее заглушает всеобщий приступ смеха.

– Я забочусь о тебе, милая! Сезонные овощи гораздо полезнее любой черешни!

И тогда пара розовых шариков летит в меня – как настоящая подруга, Катя переходит на сторону потерпевшей. Но я успеваю увернуться.

К ней тут же присоединяются Стас и Фил, и их тройная артиллерия становится опасной. Мне ничего не остается, кроме как, смеясь, отстреливаться в ответ. А спустя пару минут весь редис оказывается если не в бассейне, то разбросанным по прилежащей территории.

А потом барбекю, горячие запеченные овощи, хрустящие мясные колбаски, прохлада весеннего вечера, майские жуки над головой и запах цветущих садов, плывущий откуда-то издалека, из-за изгороди.

С Шушиной дачи я уезжаю ближе к полуночи, в компании Макса и Кати. Фил не скрывает, что рад такому раскладу – сразу два претендента на вылет, и он почти король. Интересно, Шуша видит в нем короля? Может, тет-а-тет она более благосклонна к его подкатам? Но мне, честно говоря, все равно: пусть хоть спят вместе. А вот Филу не все равно, он именно на это и рассчитывает.

Высаживаю Макса и Катю в центре, а сам еду дальше. Свернув на Московскую, как бы между делом вглядываюсь в витрины магазинов, мелькающие сбоку. В потемках они все сливаются в одно большое неясное пятно. И вот уже окраина Юго-Западного встречает меня почти пустой магистралью. Я люблю скорость, поэтому, пока свободно, выжимаю максимум и наслаждаюсь спокойствием ночного города. А буквально через пять минут я уже на месте, у бокса.

Раньше бокс принадлежал отцу. Лет пятнадцать назад, когда он только разворачивал свой бизнес, любая приобретенная недвижимость укрепляла его веру в себя. А потом он, не жалея, начал избавляться от такого типа ноши – ему стали не нужны бесперспективные офисы и помещения, расположенные у черта на куличках.

Смешно, но на его же деньги, которые он давал мне на карманные расходы, почти за копейки (Шуша столько за раз в ночном клубе оставляет), я и выкупил этот бокс. Игоречек давно мечтал о собственной автомастерской. Только я немного модернизировал его идею и предложил заняться реставрацией старинных автомобилей. К тому же у меня уже имелась на примете пара клиентов. Так наше маленькое самостоятельное дело и завертелось, а вскоре начало приносить неплохие плоды.

Однажды я даже открылся отцу: мол, так и так, работаем потихонечку. Но он то ли всерьез не воспринял, то ли вообще не услышал, и меня это взбесило не по-детски! С тех пор я принципиально не пользуюсь той карточкой, которую он еженедельно пополняет фиксированными суммами, предназначенными на мои личные нужды. Думает, я без его подачек не справлюсь? Ну-ну! А подачки пусть копятся.

– Здорово, парни! – с воодушевлением захожу в бокс. – Как дела продвигаются? – И сразу к виновнице торжества устремляюсь. К «Волге».

Ух, прямо мурашки по коже! Шоколадка!

Этот ГАЗ-21, между прочим, принадлежит давнему другу моего отца, Линнеру – крутому мужичку в годах, который сейчас живет в Италии, но, приезжая в Россию, желает передвигаться только на этом раритетном автомобильчике. Естественно, с комфортом: чтобы чисто внешне он полностью повторял модель тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, а вот его начинка соответствовала современным реалиям на дорогах.

Егор уже завершил покраску капсулы, и я не могу наглядеться на его идеальную работу.

– Огонь!

Даже дыхание перехватывает.

– По навесным элементам еще много всего предстоит, – с серьезностью заявляет Игоречек и снимает рабочие перчатки.

Я пожимаю ему руку. Ему можно доверять, он человек ответственный.

– Что следующим этапом? – спрашиваю, а сам все верчусь возле автомобиля. Со всех сторон его осмотреть хочется.

– А дальше сборка.

– Ты лучше скажи, движок приехал? – Даник тоже серьезен. Но он волнуется, потому что боится не оправдать доверия. Его как толкового автослесаря порекомендовал Егор, и вот с недавних пор Даник в нашей команде.

– Да, уже пришел. Завтра же завезу.

– Отлично! А что с колесами будем делать? Он хочет классику или что-то посовременнее? – интересуется Егор и кивает на чайник. – Кофе будешь?

– Не откажусь.

– Только кружки немытые. Ниче?

Смеюсь.

– Лей! И да, именно классику и надо.

– А у тебя какие новости? – Игоречек тоже подходит к закутку, оборудованному под кухню.

– Не хочу раньше времени вас бередить, но, кажется, танк наклевывается.

– Че? – подскакивает Даник, который до этого что-то сосредоточенно шлифовал в углу.

– Да ладно, не пугайся так. ГАЗ-24.

– «Волга», которая станет кабриолетом? – переспрашивает он и довольно улыбается.

– Именно.

Игоречек протягивает мне кофе.

– Заманчивые перспективы. А вообще? – Он шумно отхлебывает из своей кружки. – Вообще какие новости?

Жму плечами – вроде и рассказывать-то нечего, а новости про кактусы парней вряд ли заинтересуют. Я и сам никогда не любил эти мелкие зеленые прыщики, а теперь мне кажется, что они самые причудливые растения. Такие же неординарные, как и некоторые злючки, – пушистые и колючие одновременно.




Глава 5


До подъема осталось три с половиной часа, а я все еще не сплю. Что же делать с этими ужасными отзывами? Перебираю в голове возможные варианты, но ничего. Я действительно не понимаю, кто из клиентов мог так озлобиться? Последние рабочие дни на старом месте прошли в бешеной суматохе, пролетели мимо меня.

Еще и профиль в «Инстаграме» у этого человека закрыт, и личная информация отсутствует. Я бы ему лучше в Директ написала, предложила бы какой-то компромисс, а так… делаю вид, что ничего не произошло. Но наши-то подписчики видят его негатив и делают свои выводы. Как же быть?

Маме об этом решила не говорить – советчик из нее никакой, с таким-то отношением к соцсетям! – но и одной переварить все это слишком сложно. Может, просто удалить его комментарии? А вдруг кто-то уже успел прочитать? Решат, что мы намеренно подтираем отрицательные отзывы? Или этот недовольный покупатель обозлится еще больше…

Я мысленно скулю и отворачиваюсь к стенке.



По будильнику встаю без проблем, но это не значит, что я не выгляжу как зомби. Чищу зубы, умываюсь, надеваю линзы, расчесываюсь и опасаюсь посмотреть на себя в зеркало. Вчера легла с влажными волосами, и сегодня они ну очень кстати топорщатся в разные стороны, завершая мой умопомрачительный образ. Собираю их в пучок на макушке, закрепляю шпильками и широкой вельветовой резинкой. Надеюсь, теперь хоть отдаленно смахиваю на человека.

– Как насчет омлета? – спрашиваю маму, сталкиваясь с ней в коридоре.

– С брокколи, – уточняет она, на ходу застегивая блузку.

– То, что нужно!

Иду на кухню, чтобы приготовить завтрак нам обеим. Гремлю посудой, хлопаю дверцей холодильника, роняю вилки, проливаю молоко, но омлет удается на славу. Никто не знает его главный секрет, а я унесу его с собой в могилу.

– Сегодняшний план действий? – интересуюсь, доев последний кусочек.

– Открываемся и работаем в стандартном режиме, а мелкие недочеты будем устранять между делом. Кстати, у тебя на сегодня индивидуальная программа, ты не забыла?

Вот пропасть! Забыла!

Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку стула. В этом случае даже дыхательную технику применять бесполезно.

– Не вижу радости на лице, – добивает меня мама.

И я натягиваю на лицо самую широкую улыбку, на которую только способна. Она не идеальна – не хватает искренности, – но в целом неплоха и очень подходит к моему сегодняшнему образу.

Пока мы едем, набрасываю черновой текст давно обещанного поста про хавортии в ежедневник, который всегда со мной. Хотя его можно было бы оставить в бардачке маминой машины, ведь обдумывать контент у меня получается только в дороге. Телефон в руке горит, я стараюсь выкинуть из головы те комментарии, но зачем-то продолжаю обновлять страницу большим пальцем свободной руки – подсознательно хочется, чтобы они куда-нибудь испарились.

Вдалеке уже виднеется вывеска «Пицца-рай», а я все топчусь на одном месте, будто мне абсолютно нечего рассказать про любимый вид суккулентов. На самом деле меня атакуют совершенно посторонние мысли, от которых никак не получается отделаться. Я пытаюсь вспомнить всех, кто покупал у нас сенполии на прошлой неделе, но память подводит. Хотя знаю наверняка, что цветы были первой свежести – только из оранжереи.

Прячу ежедневник и телефон в сумку, первая выхожу из машины.

Утреннее солнце слепит глаза, и я щурюсь, силясь спрятать лицо в ажурной тени молодой листвы одинокого тополя, пока мама возится с ключами. Представляю, как будет смотреться магазин с подходящей по цвету зеленой вывеской. А что, если символом нашей лавочки сделать кактус?

– Мам, может, обновим логотип магазина?

– Нас и по старому-то запомнить не успели. Есть ли смысл снова тратиться?

Вероятно, она права. Я прерываю свои размышления, обещая себе вернуться к ним когда-нибудь позже.

– Алексею наберешь сама? – спрашивает мама, когда в ее поле зрения оказывается чужой паспорт.

Она аккуратно кладет его поверх папок с документами, чтобы не мешался на рабочем месте, и выжидающе смотрит на меня.

Нет, она точно издевается!

– Избавь меня хотя бы от этого, – вздыхаю я и присаживаюсь на подоконник.

Машинально беру кашпо и одно за другим протираю влажной тряпочкой.

– Доброе утро, Алексей! Это Лариса, – щебечет мама, и я лезу в сумку за телефоном, чтобы скорее включить музыку и не слышать, как она любезничает. – Я вас не разбудила?

Бла-бла-бла!

Как можно так премило разговаривать с виновником своего несчастья?

Но «парень», который чудом выжил под колесами «Рендж Ровера», со мной абсолютно не согласен. Его не смущают мамины любезности, он не хмурится так, как это делаю я; по всей видимости, он доволен жизнью и собирается… выдать сразу два «ушка»! Нет, точно! У него проклюнулись два новых побега.

Я взвизгиваю – не могу сдержать радость! – едва не подпрыгиваю с кактусом в руках, нетерпеливо ожидая, когда мама уже договорится хоть о чем-нибудь с этим эгоцентричным супчиком.

– Хорошо, ждем вас в ближайший час, – завершает разговор мама. И наконец-то обращает на меня внимание. – Ну вот, а ты переживала.

– Что, серьезно?

– Конечно, серьезно, – улыбается она.

Я не сомневаюсь. Но мне показалось…

– Ты действительно видишь в этом нечто другое?

– Я вижу опунцию в фазе вегетации.

– Поэтому хочешь лишний раз доказать мне, что Алексей – не дьявол, а сущий ангел?

Мама смеется.

Неужели я погорячилась? Или снова прокололась?

К счастью, колокольчики, которые мы вчера повесили на дверь, звякают, и я спешу вернуть «парня» на место. Хватаюсь за лейку, ухожу в подсобку, чтобы набрать воды, а вернувшись, решаю полить фикус Эластика.

Полная женщина в красном брючном костюме – наша первая посетительница! – мечтательно осматривает полки с растениями. Остановившись на сочно-зеленом нефролеписе, она просит снять его, чтобы рассмотреть поближе.

– Отличный выбор для офиса и дома! – включаюсь в прямые обязанности и покоряюсь воле клиента. – Такой папоротник охотно поглощает электромагнитные излучения и вредную для человека энергию.

Именно так подталкивают к покупке тех, кому далеко за сорок. А вот если бы передо мной стояла молодая девушка, я бы рассказала ей, что нефролепис способствует усидчивости, рассудительности и настойчивости. Эти качества просто необходимы на пути к хорошей карьере или при подготовке к сессии.

Хоть самой подсаживайся с конспектами в папоротниковый уголок!

– А как он в уходе? Неприхотлив?

– Совсем нет, – отвечаю я и охотно рассказываю о нюансах содержания нефролеписов. Про опасность прямых солнечных лучей, о дополнительном освещении (при его нехватке), особенностях полива, пересадки…

И женщина отступает в противоположную сторону.

– А это чудо как называется?

– Это сансевиерии.

– Тоже такие капризные?

Тоже?

Я морщусь. А потом натянуто улыбаюсь.

– Что вы!

Дверные колокольчики снова звякают, и в наш относительно безмятежный мир врывается мужчина, одетый не по погоде, с неважного вида сенполией под мышкой. Лицо его перекошено, в глазах безумство. Зато сальные рыжие волосы, зачесанные на пробор, лежат чрезмерно податливо.

– Я вас нашел! Наше-о-ол! Думали, сбежите от меня? Всучили некачественный товар и поспешили смотать удочки? Но от меня не уйдешь. Не уйде-о-ошь!

И я сразу понимаю, кто это.

– Мошенники! Аферисты! – не перестает кидаться обвинениями мужчина.

Да-да. Именно это он и писал в каждом комментарии.

Потенциальная покупательница перестает таковой быть, спеша покинуть наш магазинчик – по всей видимости, навсегда. Зачем ей аферисты с некачественным товаром?

Господи! Какое бездушное слово – «товар». Как можно говорить так о живых растениях? Но сейчас я не злюсь, наоборот – готова разрыдаться от обиды… И от чувства вины, потому что не ввела в курс дела маму, не предупредила ее заранее.

– Вы можете толком объяснить, что произошло? – Мама держит марку, добродушно реагируя на разъяренного покупателя.

Она берет из рук мужчины измученную сенполию, осматривает ее со всех сторон.

– Я буду жаловаться! Я напишу заявление в полицию! В прокуратуру! В отдел по борьбе с организованной преступностью!

Он в своем уме?

Мама наконец-то понимает, с кем имеет дело. Даже слепому ясно, что над растением элементарно надругались.

– Рассказывайте все по порядку, – голос ее звучит мягко, но настойчиво, и этот прием срабатывает.

– Двадцать восьмого числа… в апреле, соответственно… я купил в вашей ничтожной лавке этот цветок для моей Тамарочки! С виду он был ничего. Так сказать, в подобающем виде. Но спустя несколько дней у него завяли все нераспустившиеся бутоны, а распустившиеся – отпали! Тамарочка расстроилась. А у нее давление, понимаете!

– Что вы делали с растением? – встреваю в диалог я.

Даю руку на отсечение, сенполию просто-напросто залили. Но желаю услышать это от него.

– Хотите сказать, что это я виноват? – Мужчина тычет маленьким скрюченным пальцем сначала в меня, потом в маму. – Хотите выставить меня крайним? Аферисты!

Мама бросает на меня укоризненный взгляд. Действительно, лучше бы я молчала.

Отступаю назад и скрываюсь за дальним стеллажом, хотя продолжаю наблюдать за развитием ситуации и готова в любую минуту прийти на помощь, если потребуется.

– Мы сожалеем о случившемся. Давайте мы заменим некачественный товар, – мама делает акцент на этом словосочетании в угоду недовольному клиенту, – на другой.

Дверные колокольчики звенят в третий раз, и я вздрагиваю: еще один несостоявшийся покупатель увидит этот ад и станет обходить наш магазин стороной.

– На какой такой «другой»? – продолжает возмущаться мужчина. Его рыжеватые тонкие усишки прыгают, а нос морщится. – Подсунете мне очередной просроченный товар?

Мне хочется взвыть! Или треснуть чем-нибудь этого ненормального, чтобы он наконец-то опомнился! Но я выбираюсь из-за стеллажа и спешу загрузить нового посетителя своей бестолковой болтовней, чтобы отвлечь от всего происходящего.

Я уже готова раскрыть рот, как замираю на полуслове… В дверях стоит Алексей.

– У вас проблемы? – полушепотом спрашивает он, кивая в сторону мамы и орущего мужика в закатанном свитере с ромбами, в то время как тот продолжает поливать нас грязью.

С секунду я медлю.

Вообще-то я не планировала разговаривать со своим «помощником», а тем более вводить его в курс дела. Но я вздыхаю против воли и стараюсь ответить как можно короче:

– Как видишь.

– Если вас не устраивает то, что имеется у нас в наличии, – мама все еще стоически держится, – мы без труда вернем вам деньги.

– Ага! А отношения с Тамарочкой мне кто вернет?

Так вот в чем дело! Это как раз таки он решил найти крайних! Оправдать себя никчемного за счет других.

Мама сдается, растерянно хлопает глазами. Я пытаюсь сконцентрироваться, придумать что-то, но ничего умного в голову не идет.

И тут на помощь приходит Алексей:

– Мужчина, приходите сегодня вечером, – в своей коронной манере улыбается он. – Исключительно ради вас мы сейчас же отправимся в одну частную оранжерею и привезем шикарные цветы для вашей прекрасной Тамары.

– Правда? – слегка сомневается отверженный любовник.

– Уже едем!

Алексей берет меня за руку и тянет на выход.




Глава 6


– И что это было? – Она хмыкает, но все же садится на пассажирское сиденье рядом со мной.

Кивком я указываю на виновника торжества – усатого мужчину средних лет, который выходит из дверей магазинчика и, косясь на нас, следует к остановке. Если сейчас же не уедем, Лариса рискует заработать головную боль на весь оставшийся день. Думаю, Лина тоже это понимает.

Я завожу машину, и мы плавно выкатываемся с парковки.

– Пристегнись, – подсказываю ей. И решаю разрядить обстановку шуткой: – Тебе вообще можно ездить впереди?

Но она не реагирует. Сидит, деловито сложив руки на груди, и напряженно смотрит на дорогу. Мне снова хочется улыбнуться.

– Ну и куда мы едем? – произносит Лина с недоверием.

Я принимаю правила игры и тоже смотрю только вперед.

– Жду твоих указаний, – сообщаю ровным тоном.

Она отворачивается и с минуту, пока мы стоим на светофоре, вглядывается в толпу на остановке. А когда мы трогаемся, все-таки пристегивается.

– Знаю, я должна была сказать «спасибо».

Это звучит мило.

– Но?..

Внешне я остаюсь равнодушным, хотя мне до чертиков удивительно, что она может признавать свои ошибки.

– Что «но»?

Я смеюсь.

– После такой конструкции обычно следует «но». Вероятно, ты должна была продолжить: «Но я не привыкла быть вежливой».

Она все еще серьезна:

– Не угадал. Это не то продолжение, которым я хотела завершить свою мысль.

– А что тогда?

– Боюсь, тебе это вряд ли понравится.

– Боишься? – Я снова смеюсь и хочу заглянуть ей в глаза, но сейчас это невозможно. – Ты боишься меня обидеть?

Она фыркает, и ее аккуратный маленький носик задирается вверх.

– Нет! Я совсем не это имела в виду!

– О’кей. Тогда, пожалуй, остановимся на «спасибо».

Я отвлекаюсь на пешеходный переход, а когда поток людей наконец-то растекается по обе стороны дороги, Лина командует:

– Разворачивайся!

Меня не пугают ее внезапные порывы. Наоборот – они меня забавляют.

– Что, прямо здесь? Сейчас? – хохотнув, смотрю на нее я.

– Прямо здесь и сейчас!

Пытаюсь совладать с собой и не надавить на педаль тормоза, но не для того, чтобы развернуться, а чтобы остановиться и тщательно изучить ее. Рассмотреть. Понять, что сидит в этой сумасбродной голове с белокурыми кудряшками, которые выбились из небрежной прически.

– Это невозможно.

– Почему?

Я указываю на дорогу:

– Потому что двойная сплошная.

– Но на этом участке нет камер.

– И?

– Хочешь сказать, ты никогда не нарушал правила?

– Я никогда не нарушаю правила.

Лина смеется, но выходит не очень-то искренне. Да она этого и не скрывает!

– Балабол! – одаривают меня увесистым комплиментом.

На мгновение я отпускаю руль и поворачиваюсь к ней. Мне смешно. Смешно наблюдать за ее выкидонами.

– Что? Как ты можешь делать такие выводы?

– Я делаю выводы, исходя из собственных наблюдений.

– Вероятно, ты очень наблюдательна.

– Чего нельзя сказать о тебе!

Каждой фразой, каждым словом она желает уколоть меня побольнее, но получается с точностью до наоборот: я безвольно расплываюсь в улыбке, и мне нестерпимо хочется, чтобы она продолжала этот баттл.

– И ты никогда меня не простишь? Я же признал свою вину.

– Никогда! Потому что ты балабол.

Выгадываю секунду, чтобы снова взглянуть на нее.

– Сейчас я еду с тобой. Как думаешь, что это может значить?

На лице Лины пляшут тени молодой листвы, и она лениво прикрывается ладонью от солнца:

– Это я еду с тобой. И заметь, ты до сих пор не соизволил посвятить меня в свои планы!

– Я?

– Ну не я же! Мою просьбу развернуться ты настойчиво игнорируешь.

Я смеюсь. Потому что не игнорирую: удобнее всего будет развернуться у торгового центра. Но для начала я хочу выяснить, зачем это ей нужно.

– Ваши поставщики находятся в противоположном конце города?

Лина демонстративно отворачивается, а заметив, что я перестраиваюсь в крайнюю правую полосу, еще больше напрягается.

– Зачем мы туда сворачиваем?

На ходу придумываю крайне вескую причину:

– По кофейку? – кошусь на нее, чтобы проверить реакцию.

– Нет! – ответ звучит жестко и категорично.

Приходится раскрыть свои истинные намерения. Хотя от кофе я бы не отказался.

– Здесь мы сможем развернуться, – указываю на свободную площадку у ТРЦ. – Или ты уже не желаешь ехать в обратную сторону?

– Я желаю, чтобы этот день поскорее закончился!

– Тебе придется чуточку потерпеть.

– Если ты будешь молчать, терпеть не придется.

Я принимаю вызов. Как в детстве, незамысловатым жестом запираю рот на замок и выкидываю невидимый ключ в окно.

– Уже лучше. – Она наконец-то улыбается, и ее улыбка прекрасна. – А теперь нам нужно вернуться назад в магазин. Я не взяла документы, поэтому не знаю, в какую сторону ехать.

Я жму плечами. А осознав до конца причину смены маршрута, хочу изобразить несогласие. Размахиваю руками, надеясь, что мои мысли окажутся ей понятными, а потом черчу пальцем на приборной панели план дальнейших действий. Но она смотрит на меня как на кретина, и я снова смеюсь. Протягиваю ей свой телефон, но и он не дает ей верного ответа.

Я веду бровью и, поглядывая на дорогу, набираю в заметках одно короткое слово: «Мама», затем кивком предлагаю Лине сделать звонок.

Она долго смотрит на экран моего айфона и… не берет его.

– Звони.

О’кей.

Мы паркуемся. Я открываю последний входящий и нажимаю на кнопку вызова, а сам, пока идет соединение, поворачиваюсь к Лине.

– Что? – возмущается она, ей не нравится такой расклад. Но я не намерен отказываться от задуманного: у меня наконец-то пропала надобность следить за дорогой, и я могу изучить свою «помощницу» вдоль и поперек, как и собирался.

Лина отвечает мне тем же, и несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Этого достаточно, чтобы увериться в своих догадках: ее колючесть – всего лишь маска. Потому что она вдруг смущенно отворачивается.

– Лариса, еще раз здравствуйте! Это Алексей. – Я вынужден немного отвлечься, но телефонный разговор не мешает мне продолжать умиляться завиткам кудряшек и россыпи бледных веснушек. – Мы так внезапно покинули магазин и только на полпути осознали, что понятия не имеем, куда нужно ехать. Вы не подскажете адрес?.. Да, да, конечно. – Я улыбаюсь, глядя, как Лина морщится. – Я понял, где это. Хорошо… Все будет сделано, не переживайте.

Убираю айфон и кладу руки на руль.

– Я что-то не то сказал?

Она бросает на меня короткий взгляд:

– Не могу понять, зачем ты это делаешь?

– Что «это»?

– Подлизываешься к моей маме.

– Ты считаешь, я подлизываюсь к твоей маме? – хохотнув, продолжаю ее рассматривать с еще большим интересом.

– А что же ты тогда делаешь?

Последние десять минут я только и пытаюсь угадать ее дальнейшие фразы и действия. Но реакция Лины на меня и на весь этот мир абсолютно непредсказуема.

– Вежливо общаюсь с взрослым человеком. К тому же с женщиной. И заметь, с женщиной, дочь которой сидит у меня в машине. Я как минимум отвечаю за тебя головой.

– Не беспокойся, у меня есть своя голова!

Она забавно ухмыляется, на ее левой щеке появляется и тут же исчезает ямочка. Но я внимателен.

Ничего не могу поделать с собой – неотрывно смотрю на нее и улыбаюсь.

– Поэтому ты предлагала мне развернуться через двойную сплошную, аргументируя это отсутствием камер?

Она фыркает и откидывается на подголовник.

– Так ты еще и зануда!

Я повторяю ее движение.

– Быть занудой не так уж и плохо.

– Давай! Расскажи мне про плюсы занудства!

Я смеюсь, и мы трогаемся.

– Ну, во-первых…

Она закатывает глаза.

– Нет, ты просто невыносим!

– Интересно, я один такой в своем роде? Или кто-то еще, по-твоему, невыносим?

– Хуже тебя… – она прищуривается, – только тот сумасшедший с рыжими усишками.

Я провожу пальцами по подбородку.

– Ты испытываешь неприязнь к бруталам?

– Что? – Она смеется. Мне наконец-то удается ее впечатлить. – О, да! Бруталы! И он, и ты – да-а…

С явным прогрессом в общении мы выезжаем на Проспект. Движение в этом районе слишком активное, и я уже не могу так часто поворачиваться к Лине.

– А если серьезно, – настраиваю зеркало заднего вида, чтобы было комфортнее следить за потоком машин позади, – что за конфликт у вас приключился?

Она ерзает на сиденье.

– Ты же сам все слышал.

– Я слышал только про Тамару.

– Про Та-ма-роч-ку, – произносит она писклявым голосом, стараясь как можно точнее спародировать недовольного покупателя.

Получается не очень похоже, но я улыбаюсь.

– Вероятно, нам придется постараться, чтобы угодить и ему, и Тамарочке.

– Таким невозможно угодить.

Лина заводит за ухо длинную прядь волос, выбившуюся из прически, и замолкает.

Я решаю дать ей время на собственные мысли, ведь что-то ее явно тревожит. Поэтому сосредотачиваюсь на дороге.

Минут семь мы едем молча. Стараюсь забыть, что я в машине не один, но боковым зрением все-таки вижу свою попутчицу. Ее идеально белые кеды и округлые коленки, очертаниями проступающие под грубой джинсовой тканью по-детски смешного комбинезона, безбожно отвлекают.

– Да не парься ты так! Один только факт, что ему привезут эксклюзив, перекроет все.

Лина вздыхает.

– А как заставить его удалить комментарии?

– Какие комментарии? Он успел нагадить где-то еще?

– Он нагадил везде, где только можно. Как истинный брутал. – Она язвительно усмехается. – Оставил кучу гневных отзывов в нашем «Инстаграме», ни один свежий пост стороной не обошел. Чтобы все наверняка узнали, какие мы аферисты.

Подозреваю, что она снова раздувает проблему из ничего.

– Не драматизируй! Ваши постоянные клиенты не поведутся на этот вброс, а новые…

Но Лина не дает мне договорить:

– Вряд ли у нас найдется хотя бы один постоянный клиент в «Инстаграме».

– Тогда о чем ты переживаешь?

Я успеваю урвать долю секунды, чтобы взглянуть на нее, и замечаю, что Лина реально озабочена случившимся. Сейчас она выглядит совсем маленькой, хрупкой и уязвимой.

– Мне хочется, чтобы они были.

Мы сворачиваем с главной артерии на узкую тенистую улочку, и поток свежего воздуха врывается в салон. Отдельные прядки волос Лины тонкими паутинками вздымаются к потолку, и я отчетливо ощущаю сладковатый аромат ее парфюма.

– Сколько у вас подписчиков?

– Восемьсот девятнадцать, – равнодушно отзывается она. – Было. Вчера.

– Значит, сегодня, – я зажмуриваю один глаз и смотрю на нее так, ожидая, когда она улыбнется, – восемьсот пятьдесят.

– Ага, – она поддается, и я снова замечаю ямочку на ее щеке, – такой прирост нам и за неделю не светит. А теперь, после этого неадеквата, боюсь, как бы в минус не ушел.

– Это первый подобный комментарий?

– Комментарии.

Я вглядываюсь в таблички на зданиях, выискивая нужный нам номер.

– Хорошо, комментарии.

– Да, – отвечает Лина и высвобождается из плена ремня безопасности. – Нам туда. – Она кивает в сторону высоких кованых ворот. – Я помню, я была здесь с мамой однажды.




Глава 7


Когда я оказываюсь в таких оранжереях, то моя голова перестает соображать. Тропический рай, в котором нет ничего лишнего. Гигантские монстеры с крупными листовыми пластинами, причудливо изрезанными и грозно нависающими над головой; изящные фиттонии в блестящих керамических кружках, стоящие на столиках под пальмами. Я завороженно смотрю на юкки, альпинии, двухметровые раписы, вижу капельки на их листьях и ощущаю запах проливного дождя; боюсь вдохнуть и выдохнуть, совершить лишнее движение. Я готова сама превратиться в дождь, чтобы только остаться в объятиях этих растений, раствориться среди них, пропасть без вести в зеленом сказочном мире. Но это невозможно – за мной следуют по пятам.

Я пересекаю выставочный зал и сворачиваю вправо. Мне следует как можно скорее найти сенполии, из всего многообразия сортов выбрать самые привлекательные, доставить их в магазин и распрощаться с этим супчиком. Жаль, что не навсегда. Заявка на эхеверии и пахифитумы оформлена, но партия будет готова к выдаче только через несколько дней. Вторая совместная поездка неизбежна. Я пытаюсь не думать об этом и зачем-то оборачиваюсь.

Оборачиваюсь и вижу: Алексей отстал. Он стоит под самой большой геликонией, какую я когда-либо видела, и водит пальцем по ее стволу, не рискуя дотронуться до глянцевых конусовидных листьев – ярко-оранжевых, похожих на клювы попугаев, внутри которых скрываются невзрачные соцветия. Его взгляд направлен вверх, голова слегка запрокинута, несколько светло-русых прядей завернулись и неряшливо легли в обратную сторону – со лба на затылок. Сейчас он не улыбается, его губы плотно сомкнуты, но сто?ит мне на секунду залипнуть на них, как я попадаю под прицел насмешливого взгляда.

– Давай заберем его с собой? – предлагает Алексей, направляясь ко мне.

Я еще раз осматриваю разросшуюся геликонию, отдельные ветви которой достают до потолочной балки, и говорю первое, что приходит в голову:

– Твоя Черная Убийца умеет трансформироваться в фургон?

– Черная убийца? – хохотнув, переспрашивает он.

– Именно! – произношу как можно резче, пусть на самом деле мне хочется улыбнуться. Но я не могу, я настроилась держать оборону.

– То есть ты меня простила?

Я настораживаюсь.

– Что? Я этого не говорила.

– Но ты только что сделала виноватым другого, и я подумал…

Поколотить бы его прямо здесь, у всех на виду. Чтобы не думал! Чтобы не смотрел на меня так! Так, как он это делает постоянно.

Я закатываю глаза и устремляюсь вперед, уже на ходу бросая:

– Ты не умеешь думать! Лучше избавь свой организм от неоправданной растраты ресурсов.

За своей спиной я слышу хохот. Алексей смеется так заразительно, что мне стоит усилий не рассмеяться самой, и я позволяю себе на секундочку улыбнуться.

– Мне приятно, что ты заботишься о моем организме, – заявляет он, догнав меня.

– Я уже говорила тебе, что ты невыносим?

– Да. Кажется, ты повторяешься.

– Тебе не кажется. И я не устану повторять это снова и снова.

– Как долго?

– Всякий раз, когда мы будем пересекаться.

– У тебя на меня далеко идущие планы?

Р-р-р, вот изворотливый жук!

– Прости, но ты не входишь в мои планы. Совсем. Абсолютно.

В его улыбке читается подвох, будто я опять сказала что-то противоречивое. Я останавливаюсь.

– Что-о?

– Да нет, ничего. Но ты вроде как передо мной извиняешься.

Я толкаю его в грудь и смеюсь, не в силах сдержаться.

– Вот гадость! Я не хотела.

– «Я не хотела» тоже засчитывается как извинение?

– Да ну тебя!

Я все еще смеюсь, и мне приходится взять себя в руки. Ведь Мастер Раскрытия Тайного Смысла может вновь расценить мои действия как нечто совершенно далекое от реальности.

Я огибаю пальму Арека, легко маневрирую среди стоек с растениями поменьше и ухожу влево, завидев вдалеке деревянные ящики, маркированные черной каллиграфией. Их много, они занимают несколько ниш вдоль боковой стены, и все это – сенполии, очаровательные фиалочки. Сейчас я уже не в выставочном зале, а в складских помещениях, но из-за своего наполнения они выглядят не менее привлекательно.

От бесконечных цветущих рядов захватывает дух, и мне приходит в голову сделать несколько снимков для «Инстаграма». Вероятно, получится уместить все в один кадр.

Пробую…

– Ты забыла включить фронтальную камеру.

Я вздрагиваю. Алексей стоит совсем рядом.

Ха! Он думает, я собиралась сделать селфи?

– Спасибо за напоминание, – хмыкаю я и убираю телефон в нагрудный карман комбинезона, куда обычно отправляю то, что вскоре снова пригодится.

– Так что насчет того гиганта?

Я поднимаю голову, и на секунду наши взгляды встречаются.

– Какого гиганта?

– Может быть, клешни брутального омара смогут произвести на Тамарочку положительное впечатление? Должен же быть рядом с ней хотя бы один настоящий мужчина.

– Оу! – Я нервно хихикаю, уже успев позабыть об обещанном кем-то эксклюзиве. – То есть ты признаешь, что из вас троих брутал только он?

– Если после моего признания ты сменишь гнев на милость, я готов сознаться в чем угодно.

Я пока не понимаю, что за сакральный смысл прячется в его словах, но горю желанием выяснить.

– Зачем тебе это?

Он смеется.

– Пить кофе в напряженной обстановке как-то не комильфо.

– С чего ты взял, что я буду пить с тобой кофе?

– Нет? – он делано улыбается, ведет бровью и кивком указывает на стойку администратора.

«Отгрузка со склада № 2 временно не производится. Технический перерыв до 11.00». Читаю надпись на табличке и тут же закрываю глаза.

Вот подстава!

Я не хочу пить с ним кофе. Я не хочу сидеть с ним рядом. Я не хочу знать, что он выберет: американо или ванильный капучино. Будь он проклят, если выберет ванильный капучино! Но больше всего я не хочу, чтобы он развлекался, оценивая меня вдоль и поперек, от макушки и до кофейных привычек.

Я отступаю назад. Он прислоняется к стойке спиной и заводит ногу за ногу. Его бровь все еще приподнята.

– Ну так как?

Интонация кажется более дружелюбной, чем та, которая звучала в его словах чуть ранее. По крайней мере, не сквозит всякими там подкольчиками. Но раз уж я заняла оборону – так просто не сдамся.

– Здесь нет автоматов с кофе.

Мне нравится его реакция – он улыбается совсем по-другому: один уголок рта приподнимается чуть выше, белоснежные ровные зубы слегка покусывают нижнюю губу.

– Автоматов? Ты пьешь эту гадость?

Его улыбка божественна.

Нет, нет, нет! Я не должна засматриваться!

Мой воинственный образ вновь обретает силу.

– Я пью эту гадость!

– О’кей. – Он смеется, делает несколько шагов вперед, а потом оборачивается и кивком приглашает меня следовать за ним. – Мы найдем этот агрегат, где бы он от нас ни прятался!

Не знаю, как реагировать на это: я не была готова к такой развязке. Что он делает? Почему он ведет себя так?

– Постой! – Я догоняю его. – Ты станешь пить «эту гадость» со мной?

Он пожимает плечами.

– Почему бы и нет?

– Не знаю. Обычно люди твоего круга держатся подальше от вторсырья.

Алексей спокойно улыбается, а я впервые смотрю на него с неподдельным интересом и стараюсь не отставать. По всей видимости, он настроен решительно.

Кстати, в эту самую секунду я осознаю, что «Алексей» звучит как-то… э-э-э… слишком пафосно. Даже мысленно не могу его так называть!

– Можно вопрос? – я бесцеремонно нарушаю молчание.

Он распахивает входную дверь и пропускает меня вперед.

– У нас есть полчаса на горячие напитки и обсуждение любой темы, которая тебя интересует.

Я смотрю на экран телефона и уточняю:

– Сорок минут.

– Ты боишься не уложиться?

У меня вырывается короткий смешок.

– Нет. Этого я не боюсь. Я не особенно болтлива.

– Вот как? – Он снова улыбается своей божественной улыбкой, и Черная Убийца отзывается звуком снятой сигнализации.

Мы что, отправимся на поиски кофе-автомата не пешком, а на колесах?

Я толкаю его плечом.

– Эй! Ты решил меня обмануть? Мы станем разыскивать какой-то особенный автомат, который вместо того, чтобы плеваться дрянью в бумажный стаканчик, бесшумно работает в одной из дорогих кофеен на Проспекте и предлагает топпинг на выбор?

Подавшись вперед, он смеется.

– Что? – По-моему, это самый популярный вопрос в наших диалогах в духе «моя-твоя-не-понимает». – Я не собирался тебя обманывать.

– Бла-бла-бла.

– Но такой расклад мне нравится даже больше.

– А мне нет!

– Хорошо, – спокойно соглашается он и предлагает мне сесть в машину. Но я не намерена это делать.

– Посмотри вниз!

– Зачем?

– Смотри, говорю!

Он покорно опускает голову.

От нетерпения я покачиваюсь на месте.

– Ну? И что ты видишь?

– Твои кеды.

– Ты смотришь на мои кеды?

– Я смотрю на твои кеды.

Я легонько бью его в бок.

– Смотри на свои ноги!

Он снова слушается.

– Что ты видишь?

– Ноги.

Мы оба смеемся.

Я даже готова потрепать его по макушке – так ерошат волосы маленьким несмышленышам, сделавшим свое первое открытие. Но для этого мне нужно будет взобраться на капот «Рендж Ровера».

Нет, я не боюсь поцарапать его поганую тачку, просто… Просто это того не стоит! Поэтому я остаюсь на месте.

– Что делают ногами?

Он поднимает голову и ловит мой взгляд.

– Ты хочешь, чтобы мы отправились на поиски пешком, а не…

– Именно!

Не знаю, что он пытается прочитать на моем лице, когда так смотрит, но мне становится некомфортно, и я срываюсь с места первая, будто это я страстно желаю упиться кофе. Аллея вдалеке пышет зеленью, и единственное, чего мне хочется, – поскорее убраться с солнцепека в прохладную тень.

– Так что ты желала у меня узнать? – он нагоняет меня и пристраивается рядом.

Я прищуриваю один глаз и разглядываю стайку птиц в небе.

– Ты спрашиваешь так, будто ты справочник Розенталя или Википедия.

– Тогда можно спрошу я?

– Валяй! Но только после того, как ответишь на пять моих вопросов.

Я смотрю строго вперед, но чувствую, как он улыбается.

– Всего пять?

– Это и был твой вопрос?

– Нет.

Теперь он точно улыбается – я не удержалась и взглянула на него. Но из-за того, что приказала себе быть более аккуратной, не успела рассмотреть, какую из своих коронных улыбочек он использовал.

– Отвечай не раздумывая.

– Я готов.

Он настроен уж слишком серьезно.

Я мысленно хихикаю и обрушиваю на него свою импровизацию из только что пришедшего на ум бессодержательного абсурда.

– Что лучше: бензопила или зубы бобра? Какой по счету круг делает та старушка? Цвет краба-йети? Как называют тебя твои друзья? Кто будет следующим?

– Э-э… что? – он смеется. – Цвет краба-йети?

– Тебя смутил только краб?

– Нет.

– Тогда отвечай!

– Хорошо. Пусть будет так: зубы бобра, сто двадцать третий круг, фиолетовый, по-разному… Следующий… Следующий в чем?

– Не раздумывай.

– Ладно, – он снова смеется. – Как насчет тебя?

– Ты предлагаешь мне быть следующей?

– Да. Хочу, чтобы ты повторила мой подвиг.

Вдалеке я вижу нечто похожее на летнее кафе, где, возможно, есть то, что мы ищем. Но сейчас кофе волнует меня меньше всего.

– Подвиг? Ты называешь свои заторможенные ответы подвигом?

– По-моему, моя реакция была адекватна задаваемым вопросам.

– Чем тебе не нравятся мои вопросы?

– Твои вопросы, они… – он мягко усмехается, и из-за этого его слова не кажутся язвительными, – слишком неординарные.

– Это плохо?

– Нет.

– Так что тебя смущает?

Он старается заглянуть мне в глаза:

– Ты всех тестируешь подобным образом?

Я смеюсь.

– Нет. Вообще-то меня интересовал только один вопрос, на который ты толком не ответил.

– Про краба-йети?

– Краб-йети меня мало волнует, я знаю про него почти все.

– Звучит впечатляюще! Надеюсь, я не ошибся с цветом?

– Надеяться бесполезно. Ты ничего не смыслишь в крабах. Впрочем, как и в омарах.

Его локоть случайно касается моего и будто обжигает кожу, отчего я внутренне съеживаюсь. Хорошо, что он не замечает моего напряжения.

– Тогда внеси в этот список еще и женщин.

Смело.

– Они уже там!

– Отлично.

Алексей отвлекается на свой зудящий айфон, и я приказываю себе держать дистанцию, чтобы подобный конфуз не повторился. Но ветви кустарника, опасно торчащие из-за забора и норовящие выколоть мне левый глаз, вынуждают вернуться на исходную. Я прокручиваю в голове произошедшее и не могу понять, с чем связана моя реакция на то случайное прикосновение – ведь я сама уже несколько раз безо всяких заморочек прикасалась к нему.

– Прости, на чем мы остановились? – Он вытягивает руку с айфоном вдоль туловища, не собираясь отвечать на звонок или сообщение, и игриво ведет бровью: – Кажется, ты хотела поговорить обо мне?

Что-о-о?

– Нет!

– Да.

Он снова заискивающе улыбается, и мне это жутко не нравится. Не хочу, чтобы он думал, будто я им интересуюсь.

– Нет!

– Но ты спросила…

Я намеренно перебиваю его:

– Я всего лишь спросила, как называют тебя твои друзья.

И это ничего не значит!

Но он шокирует меня своей проницательностью:

– Может, все-таки расскажешь, чем тебе не нравится мое имя?

И я готова провалиться сквозь землю.

Зачем затронула эту тему? Придется либо сознаваться, что я была к нему слишком придирчива, либо глупо, безнадежно глупо оправдываться. Но он вдруг делает пару огромных шагов вперед и резко разворачивается, продолжая идти, а точнее – пятиться. С сумасшедшей искоркой в глазах. Как простой, обыкновенный мальчишка из соседнего двора, а не как заносчивый супчик с идеально проработанными планами на жизнь.

Бо-оже, его улыбка просто обворожительна! И я теряюсь.

– Мне… я…

Он срывает с куста маленькую веточку с четырьмя липкими листочками и прячет ее за спиной.

– Или лучше давай наконец-то нормально познакомимся?




Глава 8


Шушин звонок врывается в мое сумасбродное утро и возвращает с небес на землю. Ольга с точностью до секунды знает, когда именно стоит напомнить о себе. Но я в курсе, что ее глупые просьбы и проблемки не несут ничего важного и не требуют экстренного вмешательства. Я бросаю взгляд на свою «помощницу», которая по необъяснимым причинам предпочла прогулку комфортному передвижению на колесах, что так несвойственно всем знакомым мне девушкам, и решаю не выпадать обратно в реальность.

Стебелек чего-то зеленого – сирени? акации? да какая разница! – липнет к ладони, пока я вращаю его между пальцев, спрятав за спиной. Я жду от Лины ответа, но она смотрит так, будто я последний придурок на планете.

Не могу реагировать на нее спокойно: покусываю губу, чтобы не рассмеяться, и разжимаю пальцы. Воображаемый букет из миллиона алых роз падает на тротуар.

– Вот! Ты даже познакомиться нормально не можешь! – фыркает она. Но все-таки улыбается.

Теперь я знаю наверняка, что она одобрила мое предложение. Поэтому останавливаюсь, делаю несколько шагов в обратном направлении, подбираю с асфальта веточку, сдуваю с нее невидимую пыль, возвращаюсь и…

Нет, так я еще никогда не знакомился!

– Алексей.

Протягиваю Лине «букет».

– Алексей? – Она смеется, и ее светлые брови снова становятся домиками. Они как бы спрашивают: «Ну и что изменилось?» – но я игнорирую их посыл.

– Да, это я, – не свожу с нее глаз. – А как насчет тебя?

Сейчас Лина такая милая. Ей идет все это: кеды, джинсовый комбинезон с потертостями, футболка оверсайз, красная тесемка на запястье. Тихая захолустная улочка, майский ветер, играющий с прядями ее волос, и молодые листики на ножке, которые она прячет в карман.

– Лина.

– Просто Лина?

– Просто Лина.

– О’кей. Тогда и ты можешь обращаться ко мне как-нибудь проще, – улыбаюсь в ответ.

– И как, например?

– Например, Алексей Владимирович.

– Алексей Владимирович?

Она смеется еще звонче. Мне нравится, как она это делает: легко и без каких-либо раздумий. Ее смех искрится на солнце и отражается в небе радугой. Так смеются только дети.

– Ладно. Хорошо. – Я перестаю пятиться и пристраиваюсь рядом. – Я готов рассмотреть твои варианты.

Справа от нас закусочная, столики которой расположились в тени аллеи. Недалеко от самого крайнего – холодильник с газированными напитками и кофе-автомат. Но мы проходим мимо.

– Лелик? Леня?

– Н-нет.

– Может, Алеша? – Лина забавно морщится.

– Подозреваю, что ты сама не захочешь меня так называть.

Она кивает.

– Тогда Алекс.

Мотаю головой, на что она бурно реагирует:

– Не-ет?

Лина поворачивается ко мне вполоборота; в ее глазах я читаю неподдельное удивление. Но оно не содержит в себе возмущения или неодобрения, наоборот. И я решаю убедиться:

– Ты считаешь, что это имя мне подходит?

Она спокойно улыбается, и этого вполне достаточно для подтверждения.

Но Лина никогда не призна?ет своего поражения!

– Хм… а как насчет Самовлюбленного Эгоиста?

– Ты видишь меня именно таким?

– Нет. Но ты же согласился рассмотреть мои варианты!

– Я их рассматриваю, но не одобряю.

– Ах, вот как! – Лина деловито складывает руки на груди. – Значит, все-таки Самовлюбленный Эгоист?

Мы оба смеемся, и я театрально прохожусь ладонью по волосам:

– Не так уж и плохо быть самовлюбленным эгоистом…

– Ну уж нет! Самовлюбленный эгоист и зануда, два в одном – это слишком!

– Слишком… для чего? – Я не хочу, чтобы она замолкала.

– Слишком для всего!

Не-ет, меня не устраивает такой ответ.

– Кажется, ты что-то недоговариваешь…

– Кажется, нам пора возвращаться обратно, А-лек-сей! – она произносит мое имя так, будто пропускает его через мясорубку.

Я смеюсь и смотрю на часы, делая вид, что позабыл о причинах этой спонтанной прогулки. Конечно, сразиться с ней в словесной дуэли, сидя друг напротив друга за чашечкой кофе – да хотя бы за стаканчиком суррогата! – было бы неплохо, но раз она сама игнорирует кофе-автоматы…

– Постой! Я, кажется, поняла.

Лина перебивает мои мысли и оживляется. Ее глаза сияют совершенно по-особенному. Они улыбаются. Улыбаются так потрясающе, что я не могу наглядеться на нее.

Ну что в ней такого? Девчонка же еще совсем!

– Стою.

Я останавливаюсь и решаю, что не сдвинусь с места ровно до того момента, пока она сама не потянет меня за руку.

– Я поняла! Ты динамишь. Да! Динамишь свое же предложение!

Она совершает какой-то немыслимый, молниеносный кульбит: потянувшись ладонью к солнцу, подпрыгивает и, оттолкнувшись ногой, поворачивается вокруг своей оси. И что-то еще в том же духе – я не успеваю уследить за всеми ее движениями. Такой пируэт мне даже в теории никогда не повторить.

Я смеюсь:

– Похоже, я динамлю нечто такое, что с удовольствием продинамила бы и ты.

Ее смех звучит как доказательство. Мне самому хочется взять ее за руку, потянуть за собой и бежать, бежать, бежать… с подскоками, вприпрыжку, на «красный», против движения, без оглядки на прохожих и на прочие обстоятельства! Бежать, бежать… и не важно куда.

Но мы возвращаемся обратно. Необходимо сделать то, ради чего мы сюда приехали. К тому же время уже поджимает – я обещал Игоречку, что буду в боксе к обеду.

В оранжерее по-прежнему немноголюдно. Редкие посетители, больше похожие не на покупателей, а на туристов, забредших поглазеть хоть на что-нибудь, создают атмосферу размеренности и неспешности жизни. Хотя нет, это делают не они! Я отрываю взгляд от высокого растения, ветви которого – будто брызги фонтана, а ствол напоминает ананас, и замечаю, что мой шаг стал короче, а движения замедлились. И вот уже внимание приковывают толстокожие блестящие листья массивного гиганта. Они словно ненастоящие, и я дотрагиваюсь до них – палец скользит по жилистой поверхности. Мне мало того эстетического удовольствия, которое я получаю от созерцания. Подключаю свои тактильные ощущения и растворяюсь сам в себе. В другой ситуации мне было бы неловко, но здесь я не думаю об этом: во мне отключаются условные и безусловные рефлексы, а также все то, что годами навязывалось извне.

Теперь я понимаю, почему многим нравится озеленять свои комнаты, строить зимние сады, работать в цветочных лавках, – у этих людей есть свой параллельный мир, далекий от опостылевшей суеты. Быть может, даже в самом центре мегаполиса.

– Ты прикинулся статуей? Тебе идет! – Лина будто нарочно задевает меня локтем. – Но сейчас ты мне нужен в своем привычном обличии джентри.

Она протягивает мне какие-то бумаги. Я смотрю на них и понимаю, что это накладные.

– Когда ты успела?

Мне показалось, я застрял в этом зале всего лишь на пару минут.

Лина морщится.

– Что? – Ее взгляд снова прожигает меня насквозь, как вчера у машины, когда я только-только совершил наезд на коробки с кактусами. – Ты хотел проконтролировать мой выбор? Боишься, я прихвачу с собой что-нибудь лишнее?

Я смеюсь. Смеюсь и улыбаюсь. Ее беспочвенные выводы забавляют меня.

– Ты можешь прихватить с собой все что угодно, если тебе так хочется.

– Даже это? – Лина указывает на одну из морщинистых пальм и усмехается.

– Даже это.

– Ты балабол! – Она выхватывает у меня накладные. – Разговаривать с тобой на серьезные темы не имеет смысла! Оплати то, что уничтожил, и покончим с этим!

Когда она ведет себя так, мне хочется засесть в мягкое кресло, поставить на колени большое ведерко попкорна и с жадностью наблюдать за ее выходками в режиме реалити-шоу. Но такой привилегии у меня нет. Поэтому ничего не остается, как отправиться вслед за Линой, стремительно рванувшей к кассе.

– Вы готовы оплатить? – Девушка в сером фартуке с пурпурным логотипом оранжереи оживляется, едва Лина подходит к стойке. В ее униформу, видимо, входит и фирменная улыбка, про которую она благополучно забывает, но, вспомнив, тут же растягивает на пол-лица. – Давайте, я посмотрю.

Лина отдает распечатанные накладные, которые, как понимаю, ей выдали на складе, где она успела побывать без меня, и встает так, что у стойки теперь невозможно разместиться вдвоем.

Но разве это преграда?

Я беру Лину за плечи, легонько отодвигаю в сторону, вклиниваюсь на отвоеванное место и оказываюсь лицом к лицу с девушкой-администратором.

– Скажите, пожалуйста, если мы включим в заказ еще и это, – я оборачиваюсь и указываю на пальму, – нам организуют доставку «от двери до двери»?

– Да, конечно, – еще более глупо улыбается та. И теряется. Ведь теперь она не знает, к кому из нас обращаться. Девушка смотрит на меня, затем на мою «помощницу», после чего снова переводит взгляд на меня. – Оформляем?

Я киваю. И улыбаюсь, замечая ухмылку на лице Лины. Сейчас она обязательно что-нибудь выдаст.

– Зачем ты смотришь на меня так? – фыркает она.

– Как «так»?

– Так, как ты всегда это делаешь!

Я смеюсь.

– Я не знаю, как я это делаю. Не могу знать, потому что не вижу себя, извини. Просто смотрю на тебя и жду твоей реакции.

Она поднимает бровь:

– Надеешься, что я передумаю?

– Надеюсь, что нет.

– М-м. – Она многозначительно кивает, кладет локоть на стойку и подпирает ладонью щеку. – Бла-бла-бла…

– Оформляйте! – даю команду застывшей в недоумении девушке-администратору. И, склонив голову к Лине, практически шепчу: – Когда ты произносишь это свое «бла-бла-бла», становишься похожа на маленькую вредную засранку.

И сразу же получаю тычок под ребра.

– Превратись обратно в статую!

– Не могу! – Достаю из бумажника карту и машу ею перед ее лицом. – Я пока еще в образе джентри.

Она наконец-то сдается. Смеется, сделав два шага назад.

– Нет, ты невыносим!

– Я слышал это уже как минимум трижды. Или ты пытаешься убедить саму себя?

– Я пытаюсь понять, что мы станем делать с этим растением.

Ее смех подогревает во мне решимость, и я уже ни капли не сомневаюсь.

– Мы подарим его Тамаре.




Глава 9


Мне все еще весело. Не хватает только, чтобы от смеха я начала икать.

Я пристегиваюсь и ставлю на колени густо-махровую сенполию. Ее бутоны – нежно-голубые, почти прозрачные и такие многослойные, как… облака. Не зря этот сорт называется «Голубой туман». Фиалка и вправду нереально красивая!

– Приклей на нее ценник… что-то вроде «тысяча долларов». Это сработает.

– Не слишком? – Придерживая кашпо двумя руками, я слегка привстаю и заглядываю на заднее сиденье, где чудесно расположились ящики с остальными сенполиями, не менее симпатичными. – Ее красная цена – пятьсот рублей. Она почти не отличается от той, которую он собственноручно запоганил.

– Ключевое слово – «почти».

Алексей смотрит на меня и улыбается, но сейчас его улыбка не вызывает во мне бурю негодования. И хотя она совершенно иная, отличная от той, божественной, при которой он покусывает нижнюю губу, это не меняет дело.

Я отвечаю взаимностью и усаживаюсь на место.

Он надевает очки. Наверное, какие-то очень крутые и дорогие, потому что в мгновение ока превращается в одного из тех красавчиков с глянцевых обложек. Я смущаюсь, и мне приходится скрыть это за смехом.

– Думаешь, он до такой степени идиот?

Мой вопрос не предполагает ответа. Я и сама прекрасно понимаю, что тот сумасшедший с рыжими усишками – в самом деле сумасшедший. К тому же план Алексея мне до жути нравится.

Мы трогаемся.

– Он уже клюнул и ждет эксклюзив. Зачем его разочаровывать? От тебя лишь требуется придумать необычное название, впечатлить ценой и рассказать о том, как легко загубить этот капризный цветок. Уверен, после твоего ликбеза он станет сдувать с него пылинки, а если что-то пойдет не так, вряд ли решится снова сунуться к вам с претензиями.

А еще мне нравится его спокойная уверенность.

Я хихикаю.

– Но сначала мы шокируем его пальмой.

Алексей улыбается, глядя вперед. Он сосредоточен на дороге, но рука на руле лежит расслабленно. Я замечаю на ней синеватые бугорки вен и покрасневшие мозоли на пальцах. Интересно, они от длительного нахождения за рулем? Или…

– Не забудь запечатлеть лицо счастливчика и поделиться снимком в «Инстаграм».

– А? – Я не сразу понимаю, о чем он.

Ловлю себя на мысли, что мне было бы интересно узнать о его жизни, увлечениях – что он слушает, что читает, какой кофе предпочитает: американо или ванильный капучино. Но через секунду до меня доходит…

Вот гадость! Я вспоминаю про оставленные в профиле комментарии, и мое настроение разом обрушивается. Одна часть проблемы, возможно, будет решена, но как быть с ее второй половиной?

У меня невольно вырывается протяжный стон. Я вытягиваю ноги и откидываюсь на подголовник.

– Не делай так, – смеется Алексей. – Я пугаюсь.

Он отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня так долго, что я начинаю переживать за других участников движения. К тому же не совсем ясно, куда именно он смотрит. В глаза? На мой нос? Уши? Плечи? Дурацкие очки! Но они ему безумно идут.

– Простите-извините, – натянуто улыбаюсь я. И злюсь, злюсь по-настоящему. Конечно, не на него, но… – Ты можешь снять свои дебильные очки?

– Дебильные очки? – Он снова смеется, мельком поглядывая на дорогу. – Продолжай!

– Ты хочешь, чтобы я продолжила?

– Да.

– Ну так знай: подобные аксессуары носят только эгоцентричные супчики!

Небрежным движением он снимает очки и протягивает их мне.

– Примерь, тебе такие тоже должны подойти.

– Что-о? Я не эгоцентрик!

Он продолжает смотреть мне прямо в глаза. И улыбаться. Его ничто не смущает.

– Следи за дорогой!

Я бью его кулаком в бедро, и моя злость бесследно растворяется.

Беру очки, надеваю их и наклоняюсь, чтобы посмотреть на себя в боковое зеркало, напрочь позабыв про фиалку на коленях. Она опрокидывается набок, но я успеваю подхватить ее свободной рукой.

– Оуч!

– Что ты сказала? Оуч? – Он мотает головой, покусывая нижнюю губу, и я упиваюсь его улыбкой. – Повтори еще раз!

– Ты будешь следить за дорогой?! Или мы, в конце концов, поцелуем этот несчастный «Форд»? – Я слегка высовываюсь в окно. – А впрочем, давай! Сделай его счастливым!

– По-твоему, счастье измеряется поцелуями?

Мне кажется или он спрашивает на полном серьезе?

Я отшучиваюсь:

– В его случае – да.

– Зато у него безупречная репутация.

– По-твоему, счастье измеряется безупречной репутацией?

– Конечно нет, – смеется он. И, бросив короткий взгляд в зеркало заднего вида, перестраивается влево.

На пару секунд дедулька из «Форда» оказывается рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки. Мне хочется помахать ему, и я незамедлительно это делаю. Сосредоточенное лицо старичка проясняется, он косится на меня и вроде даже распрямляется. Но ответного приветствия я, конечно, не дожидаюсь. Да мне оно и не нужно!

Когда мы окончательно обгоняем его, я вновь откидываюсь на подголовник. Из другого авто до меня долетают строчки любимой песни, и я беззвучно шевелю губами. Ветер сегодня такой приятный – теплый, но в то же время освежающий. Он врывается в салон, треплет мне волосы, играет отдельными прядками, но я не сопротивляюсь. Наоборот, поддаюсь ему и выставляю локоть в окно. Сейчас мне так легко, что хочется запеть в голос.

– И все-таки. Произнеси это еще раз.

Алексей улыбается. Боковым зрением я вижу его сияющее лицо.

– Что «это»?

– Ты знаешь, о чем я.

– Нет.

Он приподнимает бровь.

– Пожалуйста!

– Я не могу это повторить. Это непроизвольное междометие. Оно само выскальзывает, когда происходит что-нибудь неудобное.

Алексей смеется и бросает на меня долгий испытующий взгляд. Я снимаю очки и возвращаю ему: хочу, чтобы он надел их и снова стал парнем с обложки. Парнем с обложки, глаза которого будут сниться мне этой ночью, дьявол его подери!

Наши пальцы соприкасаются. Я словно обжигаюсь. Разряд тока проходит по коже и ныряет в самую глубину грудной клетки, отчего я раскрываю ладонь раньше, чем следовало бы. Очки брякают, ударяясь о пол, и теряются где-то под его ногами.

– Оуч!

– Да!

Он хлопает ладонью по рулю, и я искренне не понимаю, почему еще пару часов назад меня раздражали его смех или улыбка. И то и другое выходит так безупречно, так идеально, что…





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64880222) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Супчик (здесь и далее) – ругательство. Значение: плохой человек. Пример текста: Ах ты супчик! Аналогичные конструкции: «Ну ты и крендель/перец/пельмень!»




2


Хавортия – род миниатюрных и карликовых суккулентных травянистых растений.




3


Флорариум, растительный террариум – декоративная закрытая емкость из стекла или каких-либо других прозрачных материалов, предназначенная для содержания и разведения растений.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения